Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
суббота, 14 ноября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Я хотела порнушку - я получила порнушку. Да ну сука блять. Ему вообще по поду похер кого ебать.
Пидор бля.
Пидор бля.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Поймай меня. Давай, попробуй поймать меня.
Ты же любишь это делать, ты же умеешь.
Ищи темную фигуру, черные лезвия, лицо со шрамом, как всегда ищешь.
Пытайся поймать, как всегда пытаешься.
Слушай шорохи, крадись, рассеивай свой снег.
Вот он уже вокруг - вертится в вышине, лежит серди зеленой травы и грязи.
Вот он на щеках и веках - тебе осталось только схватить.
Беги за мной, если успеешь.
Так в чем дело?
Что тебя остановило?
Ты купилась на звук тяжелой поступи, да?
И этот звук, конечно же, привел тебя совсем не туда.
Смотри, смотри, не отводя глаза смотри на мою широкую улыбку.
Я здесь.
Да, я ждала тебя.
А ты меня?
Слушай мой смех, довольствуйся им.
Никаких темных фигур здесь нет, так уж вышло.
Она танцует где-то среди ночных деревьев, там взлетают ее черные лезвия, там луна высвечивает шрамы, там и она улыбается тебе.
Я расскажу тебе, насколько она быстра и резка, как сильна и прекрасна - ты же любишь пустую болтовню.
Я буду рассказывать, пока ты не устанешь слушать, пока не содрогнешься в отчаянии, пока не падешь.
А потом снова будешь гнаться за тяжелой поступью - и снова обнаружишь меня.
А она?
А ее здесь нет.
Здесь есть я.
Неужели я не нравлюсь тебе, даже так мило улыбаясь?
Ты же любишь это делать, ты же умеешь.
Ищи темную фигуру, черные лезвия, лицо со шрамом, как всегда ищешь.
Пытайся поймать, как всегда пытаешься.
Слушай шорохи, крадись, рассеивай свой снег.
Вот он уже вокруг - вертится в вышине, лежит серди зеленой травы и грязи.
Вот он на щеках и веках - тебе осталось только схватить.
Беги за мной, если успеешь.
Так в чем дело?
Что тебя остановило?
Ты купилась на звук тяжелой поступи, да?
И этот звук, конечно же, привел тебя совсем не туда.
Смотри, смотри, не отводя глаза смотри на мою широкую улыбку.
Я здесь.
Да, я ждала тебя.
А ты меня?
Слушай мой смех, довольствуйся им.
Никаких темных фигур здесь нет, так уж вышло.
Она танцует где-то среди ночных деревьев, там взлетают ее черные лезвия, там луна высвечивает шрамы, там и она улыбается тебе.
Я расскажу тебе, насколько она быстра и резка, как сильна и прекрасна - ты же любишь пустую болтовню.
Я буду рассказывать, пока ты не устанешь слушать, пока не содрогнешься в отчаянии, пока не падешь.
А потом снова будешь гнаться за тяжелой поступью - и снова обнаружишь меня.
А она?
А ее здесь нет.
Здесь есть я.
Неужели я не нравлюсь тебе, даже так мило улыбаясь?
среда, 11 ноября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Прост мы иногда говорим об одной и той же хуйне.
p.s. Кое-кто бы сказал, что на дне океана проживаю я /_\
p.s. Кое-кто бы сказал, что на дне океана проживаю я /_\
10.11.2015 в 21:46
Пишет Nyarlatothep:Кто проживает на дне океана? Тот, кто предал честь семьи. (с)
URL записи
вторник, 10 ноября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
"Рания, если ты снова вступишь в то же самое дерьмо, ты будешь просто конченной идиоткой".
В Аэлин нет надменности и склонности к главенству, только усталость от бесконечного идиотства. Она никогда не повышает голос, не выходит из себя, не хмурит гневно брови - она устало, тихо и методично капает Рании на мозг, находя ее в урагане любого дерьма и давая смачного сестринского леща. Порой кажется, что Мортис переборщила с яростью своей Первой и, одумавшись, создала противовес.
Аэлин - оплот рассудительности и канонов Темных. Может даже сложиться впечатление, что единственный ее смысл - из раза в раз рассудительно эти каноны в Темных вбивать, не жалея усердства и обличительных прозвищ. На самом деле Аэлин просто экономит силы. Уступая в них Идалир, она разумно расходует ресурсы, выступая хорошей поддержкой младшим.
Либо, как любит говорить Рэд, все ее силы просто уходят на нравоучения.
Кстати, с появлением Рэд жизнь Аэлин сильно осложнилась - если мирная Шэнерил с благодарностью впитывала наставления, то Рэд просто отправляет эти наставления вместе с их источником куда подальше. Похоже, эта битва двух разумов не утихнет никогда. По крайней мере, сея затея отвлекла Аэлин от Рании.
Было время, когда Аэлин, блюдя чистоту крови, поставила себе цель отвадить от Рании Хэлла и даже всерьез за это взялась. Но, как говорится, горбатого исправит могила. Могила их в итоге и исправила... В процессе этого "исправления" была трагически потеряна и сама Аэлин, что послужило началом упадка Темных. Не известно, что больше ускорило его - потеря Наставницы или всеобщее горевание.
Ходит слух, что Шэнерил является частичной инкарнацией Аэлин. На вопрос любопытствующих "Как же им тогда удается существовать вместе?" Темные предпочитают не отвечать.
Первой выйдя из Барн-Мора, Аэлин обогнала остальных Темных, первая предстала перед Ранией и стала ее первым Отражением. На этом ее опережение закончилось. Аэлин никогда не стать Первой - она гораздо эффективнее позади, в позиции поддержки и хранителя. Впрочем, это ее нисколько не огорчает. Аэлин знает - как бы далеко не зашла Рания, как сильна ни была бы между ними разница - она, Аэлин, всегда сможет найти ее и предостеречь, направить. Иного исхода она просто не рассматривает.
Особые отношения Аэлин и Рании - смесь язвительного презрения и нежной, опекающей любви. Как бы не бесили они друг друга, обе знают - они были первыми и ближе них нету. Иногда Ранию даже пробивает на сознательность и она сама приходит к Аэлин за советом - и в эти моменты они представляют собой нерушимое, непобедимое единство. Слишком разные, они все же слишком похожи - в том первозданном, натуральном, основательном, что присуще Темным.
По сути, всех кроме Рании Аэлин воспринимает как родных, но безмозглых и не достойных права слова деток. Даже Дориана. Его слова она считает надменным, глупым фарсом и любит повторять Рании "Как ты будешь отвечать за то, что он натворит?". Хотя, в последнее время она примиряется с его главенством, хотя бы внешне.
Аэлин никогда не зовут на переговоры, особенно со Светлыми. Мудрость по отношению к своим кончается, как только она переступает порог родных земель. И тогда уже ничего кроме презрительного, провоцирующего взгляда от нее ждать нельзя. По старой памяти она люто ненавидит всех без исключения, не принадлежащих к семье.
Таким образом, никто кроме Темных, по сути, и не знает Аэлин. А Темные знают ее слишком хорошо, чтобы понимать - она непробиваема, но необходима. И - имеет гораздо больше влияния, чем признаёт даже самой себе.
В Аэлин нет надменности и склонности к главенству, только усталость от бесконечного идиотства. Она никогда не повышает голос, не выходит из себя, не хмурит гневно брови - она устало, тихо и методично капает Рании на мозг, находя ее в урагане любого дерьма и давая смачного сестринского леща. Порой кажется, что Мортис переборщила с яростью своей Первой и, одумавшись, создала противовес.
Аэлин - оплот рассудительности и канонов Темных. Может даже сложиться впечатление, что единственный ее смысл - из раза в раз рассудительно эти каноны в Темных вбивать, не жалея усердства и обличительных прозвищ. На самом деле Аэлин просто экономит силы. Уступая в них Идалир, она разумно расходует ресурсы, выступая хорошей поддержкой младшим.
Либо, как любит говорить Рэд, все ее силы просто уходят на нравоучения.
Кстати, с появлением Рэд жизнь Аэлин сильно осложнилась - если мирная Шэнерил с благодарностью впитывала наставления, то Рэд просто отправляет эти наставления вместе с их источником куда подальше. Похоже, эта битва двух разумов не утихнет никогда. По крайней мере, сея затея отвлекла Аэлин от Рании.
Было время, когда Аэлин, блюдя чистоту крови, поставила себе цель отвадить от Рании Хэлла и даже всерьез за это взялась. Но, как говорится, горбатого исправит могила. Могила их в итоге и исправила... В процессе этого "исправления" была трагически потеряна и сама Аэлин, что послужило началом упадка Темных. Не известно, что больше ускорило его - потеря Наставницы или всеобщее горевание.
Ходит слух, что Шэнерил является частичной инкарнацией Аэлин. На вопрос любопытствующих "Как же им тогда удается существовать вместе?" Темные предпочитают не отвечать.
Первой выйдя из Барн-Мора, Аэлин обогнала остальных Темных, первая предстала перед Ранией и стала ее первым Отражением. На этом ее опережение закончилось. Аэлин никогда не стать Первой - она гораздо эффективнее позади, в позиции поддержки и хранителя. Впрочем, это ее нисколько не огорчает. Аэлин знает - как бы далеко не зашла Рания, как сильна ни была бы между ними разница - она, Аэлин, всегда сможет найти ее и предостеречь, направить. Иного исхода она просто не рассматривает.
Особые отношения Аэлин и Рании - смесь язвительного презрения и нежной, опекающей любви. Как бы не бесили они друг друга, обе знают - они были первыми и ближе них нету. Иногда Ранию даже пробивает на сознательность и она сама приходит к Аэлин за советом - и в эти моменты они представляют собой нерушимое, непобедимое единство. Слишком разные, они все же слишком похожи - в том первозданном, натуральном, основательном, что присуще Темным.
По сути, всех кроме Рании Аэлин воспринимает как родных, но безмозглых и не достойных права слова деток. Даже Дориана. Его слова она считает надменным, глупым фарсом и любит повторять Рании "Как ты будешь отвечать за то, что он натворит?". Хотя, в последнее время она примиряется с его главенством, хотя бы внешне.
Аэлин никогда не зовут на переговоры, особенно со Светлыми. Мудрость по отношению к своим кончается, как только она переступает порог родных земель. И тогда уже ничего кроме презрительного, провоцирующего взгляда от нее ждать нельзя. По старой памяти она люто ненавидит всех без исключения, не принадлежащих к семье.
Таким образом, никто кроме Темных, по сути, и не знает Аэлин. А Темные знают ее слишком хорошо, чтобы понимать - она непробиваема, но необходима. И - имеет гораздо больше влияния, чем признаёт даже самой себе.
понедельник, 09 ноября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Переплетаются ноги девичьи,
Над его головой нимб.
Густеет кровь и любовь
Героинь его качающихся в такт по комнате
В жарком мареве.
Здесь плавятся платья, горят шторы,
Девочки стонут, заняты кровати, пепел летит вверх.
Апокалипсис уже здесь,
Апокалипсис уже за тобой.
Он горел, и в пламени его горели все -
Миллиард за одного.
Как мотыльки, по велению его руки,
Мы летели на свет
И налетали на штыки.
Последний демон корчит рожи, брызжет слюной.
Апокалипсис уже за тобой…
Свет
Огни
Гаснут города один за одним
Луч
Земли
Сын неба спустится в самый ад
Ты один можешь смотреть в глаза
Тем, кого встретишь там,
И пойдёшь по языкам пламени.
Флаги спустят
Католики и православные,
Ослеплённые твоим
Искусством прятаться
В сердцах людей,
И там выкрадывать самое главное.
Пробуждается кратер,
Пот течёт по лбу, глаза режет дым,
И мы встаём с колен и идём вслед за ним.
Над его головой нимб.
Густеет кровь и любовь
Героинь его качающихся в такт по комнате
В жарком мареве.
Здесь плавятся платья, горят шторы,
Девочки стонут, заняты кровати, пепел летит вверх.
Апокалипсис уже здесь,
Апокалипсис уже за тобой.
Он горел, и в пламени его горели все -
Миллиард за одного.
Как мотыльки, по велению его руки,
Мы летели на свет
И налетали на штыки.
Последний демон корчит рожи, брызжет слюной.
Апокалипсис уже за тобой…
Свет
Огни
Гаснут города один за одним
Луч
Земли
Сын неба спустится в самый ад
Ты один можешь смотреть в глаза
Тем, кого встретишь там,
И пойдёшь по языкам пламени.
Флаги спустят
Католики и православные,
Ослеплённые твоим
Искусством прятаться
В сердцах людей,
И там выкрадывать самое главное.
Пробуждается кратер,
Пот течёт по лбу, глаза режет дым,
И мы встаём с колен и идём вслед за ним.
четверг, 05 ноября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
В итоге все равно всегда оказываюсь в Ветре. Рядом укоризненно ошивается Дориан, а потом подходит и укоризненно говорит:
- Пиздец.
А я такая укоризненно отвечаю:
- Да не говори вообще.
И мы долго укоризненно смотрим друг на друга.
- Пиздец.
А я такая укоризненно отвечаю:
- Да не говори вообще.
И мы долго укоризненно смотрим друг на друга.
воскресенье, 01 ноября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
- Сегодня побудь со мной. Меня тошнит от их рож. Я сойду с ума.
Может быть, когда-нибудь, она вернет себе свое. Трон Гадрахолла, могущество, силу, почитание... Может быть, вернется гармония. Если это гармония. Может, скорее, вынужденная мера? В таком случае, все мы - вынужденная мера. Не нам делить власть.
Подобные слова застревают на языке, горча печалью упадка. А ведь когда-то... Это "когда-то" - то, в чем она живет. Пребывает вечно, как Боги.
Таким как она меркнуть нельзя.
Таким, как она, нужно сиять.
"Я вижу бездну. Ужасающую бездну, залитую кровью всех, кого ты любишь". В свои последние дни Фирвен сходила с ума. Или же - прозревала. Последнее пророчество, оставленное дочери и подруге. Она изрекала его, пораженная неизвестной болезнью, не в силах больше идти. Рэн думала, умрут обе - и Фирвен и ее нерожденное дитя. Но тогда Фирвен обманула смерть. И тогда мы разуверились в смерти. Очень опрометчиво.
Все, что видела Дайна - бескрайний больной лес, испуганные глаза Рэн, смерть матери. И не было никакого кокона, и никаких богов, что шептали бы - "Это сон". Только земля под ногами и ногтями, туман за спиной, холод в голове, кровь и - отчаянные попытки в этой крови не утонуть.
Слишком много для маленькой девочки и слишком мало, чтобы сломить ее.
Мои поисковые отряды тогда прочесывали лес во всех направлениях, натыкались на внезапные скопления проклятых и не придавали этому значения. Стоило бы понять, что нас уводили от нужного места. Эстер не глупа и знала, кто ей мешает и кто может помешать. Нас перехватывали и заставляли возвращаться назад - отдыхать и зализывать раны. Невозможно идти против урагана - я видела это. Мне было куда возвращаться.
Дайна же шла в его эпицентре - только вперед.
Молнии ждали возвращения Фирвен. Марос ждал Рэн. Никто не верил, но все же они ждали. Искали снова и снова, даже чуя смерть. Но уж точно никто не ждал ободранного загнанного зверя, вскормленного в ярости - как не ждали когда-то меня.
Спасение - обоюдоостро. Оно режет, не глядя. Тот, кто не чужой - уйдет с дороги. Такой была Дайна. С ней говорили - она глядела исподлобья, с опаской, оценивая. Ее готовили к царствованию - она отмахивалась. Ее учили контролировать силу - она сносила башенные шпили. В итоге ее учителя сами уяснили важный урок - уйди с дороги, прими очищающий гнев, не пытайся удержать месть. Забудь о смерти.
Она обещала, что смертей не будет.
Официально вся благодарность за спасение досталась Адме - той, кто нечаянно наткнулся на них в лесу. Дайну в какой-то степени воротило от Адмы.
Рэн была единственной, с кем Дайна продолжала говорить и делиться. За годы скитаний между ними возникла глубокая дружба.
Я была той, с кем ее встречи обрывали.
"Ты увидишь ее, обязательно увидишь. Храни ее, как обещала хранить нас, не дай ей пасть". Рэйн говорила откровенно, но ее слова уже не имели веса. Я покорно склонялась.
А встречи все обрывались. Обстоятельствами или возгордившимися недрожелателями... Слишком много уроков, слишком много попечителей, лживых контролеров, разговоров...
Все их Дайна разметала перед коронацией, как сухую листву. И вызвала меня к себе глубокой ночью. Тогда я и увидела ее впервые.
Тонкая, обманчиво хрупкая, так и не набравшая вес, даже изможденная, она предстала передо мной. Темно-каштановые волосы, отрезанные рваными прядями, обрамляли лицо с острыми, но все же почти детскими чертами. Она была загнанным зверем, нашедшим убежище и готовящимся к развороту для атаки. Она больше не собиралась прятаться или убегать. Ничего в ней не было от могучей Рэйн или возвышенной Фирвен - лишь тощий зверек, не похожий на нашу будущую королеву.
До тех пор, пока не взглянуть в глаза.
Бушующее грозовое небо, извергающее молнии и потоки злой воды, разрывающий ветер - были ее глазами. В них горела ничем не прикрытая ярость, каждое мгновение ищущая выхода, рыщущая, дикая, стихийная. Суженного зрачка почти не было видно - она даже показалась мне слепой. Но, этой глубокой, ураганной синевой она видела меня, видела насквозь, всматривалась, оценивала, сопоставляла - похожа ли я на то, что она слышала обо мне.
Без сомнения - она была абсолютно безумна.
Все искали в ней спасение, благо и надежду, а я увидела иное - лишь остро заточенное лезвие, которое вспорет врага. Сможет это сделать.
Она никогда не подчинится учителям, советникам, Рэн, Адме, Эстер, страху.
Оружие противодействия. Крайняя мера.
Наш разговор был очень коротким - обе не терпели долгих приветствий и разглагольствований. Она увидела все, что ей было нужно и с той минуты я стала возглавлять ее Гвардию, стала ее военачальницей, минуя мнение на этот счет Гьяллы, минуя советников, Рэн и благоразумие.
Ей нужна была сила, а не мнения тех, кого она собиралась спасать.
Она не привязала меня к себе, как могла бы, оставила за мной свободу в командовании моими Темными и в передвижениях. Но в ту ночь она попростла сопровождать ее:
- Сегодня побудь со мной. Меня тошнит от их рож. Я сойду с ума...
Коронация всколыхнула Язес. Язес обезумел. Обезумели Лигос и Марос. Народ заполнил площади, в едином порыве орал имя новой Королевы, сотрясая небеса. Все как один славили приход нового времени - времени отмщения, борьбы, обновления. Все уже видели голову Эстер, насаженную на кол. Все видели свет впереди. Славили Фирвен и Рэйн, всех богов, истину и силу.
Я видела Дайну вблизи. Застывшие слезы ярости и ужаса в ее глазах никогда больше не прольются водой - они обратились в нерушимый гранит ее безумия.
Она рвала небо молниями, их бесконечный треск заглушал вопли восторга.
Она обещала, что не будет смертей.
---
Она взяла свое, она бросила амулет Эстер, снятый с обезглавленного тела той, на могилу своей матери - коротко, холодно, вновь не проронив ни слезы.
Она думала, что все закончено.
Все так думали.
Что свет уже обнимает их своим сиянием и его теплота с ними вечно.
Они отказывались признавать, что все еще помнят слова Фирвен.
Что слышали слова Морис.
Она будет платить за это вечно, и, сейчас, утеряв Гадрахолл, видит это максимально отчетливо
И гаснет.
Гаснет, как голоса ее богов.
Мои Темные входят в силу и забирают себе то, что собрали по кускам и отняли у тех, кто обещал, что не будет смертей.
Что ж, теперь мы действительно попираем Истину.
Да и в самом деле, кто мы такие, чтобы просто оставаться далеким сиянием в том "когда-то"...
суббота, 31 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
The enemy arrives
Escape into the night
Everybody run now
Everybody run now
Break into another time
Escape into the night
Everybody run now
Everybody run now
Break into another time
Светлые ночи, горящие ночи. Словно высосавшие свет из дней, ночи.
День под могильным пологом тишины уходит. Сухой, шершавый пылью день уходит. Серо-золотой, сонный день отступает. Прохладный, чистый день растворяется. А раздышавшиеся мягким, словно молоко, воздухом, легкие, не могут уняться. Под синеющим вверху, тяжелеющим, оживающим небом, под ноги летят золотые обрывки - с первым вечерним порывом. Шуршат, шелестят, такие хрупкие и вездесущие. В груди разгорается жар - засыпание превращается в пробуждение. Мы не идем домой. Нам не хочется домой. Разгоревшийся жар начинает согревать и прохладные порывы ласково лижут ставшую горячей кожу.
Мы вдвоем сидим на детских качелях в глубине двора - они широкие и нам хватает места. Пластиковое сидение на твоей половине проломлено и ты сидишь на спинке качелей, оперев ноги на голые перекладины сиденья. Я кладу голову тебе на колени и ты вытаскиваешь листья из моих волос, но они падают на них вновь. Мы тихо говорим и тихие слова заглушают вопли со всех концов.
"А ну блять..."
"Иди сюда ебана в рот"
"Пидарасы!"
"Ааааа блять"
".. да я те че говорю"
Все они, вперемешку со звуком бьющегося стекла, призывного свиста, тяжелых глухих прыжков по пыльной земле, ударов по резиновому мячу создают потрясающую какофонию. Молодым бесцельным возлиятелям и отьявленным "спортсменам" тоже не хочется домой. Им хочется пить под луной и следить за мячом во тьме - так даже интереснее.
Я с удовольствием слушаю эти звуки, улавливая в них мелодию, довольно странную и все же красивую. Ты - чуть насторожена, внимательна. Сегодня ты следишь за угрозой. А в глубине души мы обе знаем, что угрозы нет.
За нашими спинами - забор хлебозавода, густой кустарник и непроглядная тьма. Перед нашими глазами - пыльная тропа, а за ней - снующие во тьме силуэты, взлетающие вверх другие качели, чьи металлические поручни блестят во тьме в свете фонарей и - словно бесконечные соты - горящие окна дома.
Внутри него нас ждет покой, но мы не стремимся туда - мы обрели покой иной.
Я запрокидываю голову и гляжу в чисто-сапфирное небо, ясное, жгучее, бесконечное, могущественное. Танец твоих пальцев в моих волосах сбивается и ты проводишь рукой по моей щеке. Я улыбаюсь тебе - ты мне. Твои глаза - как дыры, сквозь которые просвечивает небо.
- Чет холодно, - спустя время ты поводишь плечами и плотнее закрываешься свитером.
- Я знаю, как тебя согреть.
- Домой не хочу.
- Не домой. Может, костер?
- Прям щас чтоль?
- Ну да. Пошли все в жопу. Тем более, сегодня праздник.
Ты раздумываешь всего лишь мгновение.
---
Маленький огонек, закрытый твоей ладонью от ветра, наконец разгорается и с аппетитом пожирает то, что мы принесли ему. Рядом с огнем как-то странно. Непривычно. Живой огонь. Свободный огонь. Вот так, вот здесь. А ведь мы можем принести ему больше. Мы можем принести ему все. Мы можем отпустить его на волю. Мы можем...
- А теперь вспомни всех.
Постепенно начинают подтягиваться остальные. Пляска огня и синевы затягивает даже скептиков. Пляска вина и пыли, бумаги, крови и памяти.
Ты застываешь у огня. В какую-то минуту ты всегда застываешь у огня. Просто останавливаешься, садишься и застываешь. Из года в год. Подобная стеклянной статуе, ты живее чем когда либо в эти моменты. Ты смотришь и видишь то, что не видит никто более.
Черные струи дыма летят в сапфирное небо, завихряются в нем, танцуют, передразнивая нас. Я вдыхаю их.
Посвящается Юлии.
пятница, 30 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Есть дикое желание написать порнушку.
вторник, 27 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
(с)
В полночь выйди из дома, лишнего не бери,
сам найдешь перекресток семи дорог,
встанешь, почувствуешь, как что-то шкрябает изнутри,
как ты неожиданно весь продрог.
Как по голой земле тени веток слегка шуршат,
тут еще ведь можно свернуть назад,
правда можно свернуть назад.
А потом посмотри на дороги поближе, и
ты увидишь следы на одной из них, и поймешь, что они твои.
Когда ты встанешь на эту дорогу, пойдешь по своим следам,
вот тут нельзя обернуться или остановиться.
И ветер будет гулять у тебя за спиною там,
и за спиной кричать - то ли призраки, то ли птицы.
Главное, не остановись, не сойди со своих следов,
иди и с каждым шагом все вспоминай в деталях,
это закон, не жалуйся, что суров -
я же предупреждала.
Кто они, сколько их, тех, кто дошел до конца,
с каждым шагом воспоминания все отчетливее и ближе,
сколько стало безумны - в желтых рубахах да бубенцах -
кто навеки черен лицом и навеки выжжен.
С каждым шагом все больше кажется,
что летишь отчаянно вниз.
Это не самое страшное - главное, не обернись.
А потом все закончится - будет поле разрыв-травы,
собирай сколько хочешь, отваром хоть руки мой,
только голоса не уйдут из твоей головы,
только по-прежнему будет кто-то дышать за спиной.
В полночь выйди из дома, лишнего не бери,
сам найдешь перекресток семи дорог,
встанешь, почувствуешь, как что-то шкрябает изнутри,
как ты неожиданно весь продрог.
Как по голой земле тени веток слегка шуршат,
тут еще ведь можно свернуть назад,
правда можно свернуть назад.
А потом посмотри на дороги поближе, и
ты увидишь следы на одной из них, и поймешь, что они твои.
Когда ты встанешь на эту дорогу, пойдешь по своим следам,
вот тут нельзя обернуться или остановиться.
И ветер будет гулять у тебя за спиною там,
и за спиной кричать - то ли призраки, то ли птицы.
Главное, не остановись, не сойди со своих следов,
иди и с каждым шагом все вспоминай в деталях,
это закон, не жалуйся, что суров -
я же предупреждала.
Кто они, сколько их, тех, кто дошел до конца,
с каждым шагом воспоминания все отчетливее и ближе,
сколько стало безумны - в желтых рубахах да бубенцах -
кто навеки черен лицом и навеки выжжен.
С каждым шагом все больше кажется,
что летишь отчаянно вниз.
Это не самое страшное - главное, не обернись.
А потом все закончится - будет поле разрыв-травы,
собирай сколько хочешь, отваром хоть руки мой,
только голоса не уйдут из твоей головы,
только по-прежнему будет кто-то дышать за спиной.
понедельник, 26 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
воскресенье, 25 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Рэд.
Дети Темных - отдельная мерзостная каста. Их растят и воспитывают не парой, понятие семьи переносится на всех Темных. И если Шэнерил успела ухватить немного "внимания" Рании, то Рэд была отпущена в свободное плавание, не считая надзора Аэлин. Повезло ей или нет - отдельный вопрос.
Тем не менее, кровь дает о себе знать и Рэд похожа на своих родителей больше, чем можно было ожидать. И уж точно больше, чем нужно. Властность и непреклонность, взятая от Дориана, в смеси с яростью Рании, превращают Рэд в небольшой, но неконтролируемый смерч. К тому же, она не взяла от них ни капли рассудительности.
Речь Рэд ограничена воинственными воплями и заковыристой бранью, за редкими исключениями. Не видя смысла в "жевании соплей", она ищет врага даже там, где его нет - ее забавляет сам процесс. Сказать, что Аэлин обломилась с попытками ее "воспитания" - не сказать ничего. Рэд не признает авторитеты. Авторитет для нее - тот, кто может запугать. Но пустота внутри ее миленькой головки означает, что запугать не получится.
Единственным образцом подражания стала для нее Рания - та, за которой она вечно стремится. Но это подражание привело только к невообразимо быстрому освоению боевых навыков, и не добавило мозгов.
Рэд стремится помогать семье, вечно рвется вперед. Понятия осторожности и стратегии ей неведомы - она лезет вперед старших и получает за это - от чужих или своих, что больнее. На предостережения и выговоры она реагирует исключительно бранью и попытками вооруженного сопротивления. При этом Рэд ревностно оберегает Шэнерил, называя ее "сестренкой", хотя та и является старшей.
Умелая и нарастившая мощь, Рэд - ценная боевая единица в ситуациях, не поддающихся контролю. В них она в своей стихии.
Единственный, кто может повлиять (в ограниченном виде) на Рэд - это Дориан. Выработанный им симбиоз "Я отпускаю тебя вперед - ты не зарываешься больше, чем дозволено" действует хотя бы с переменным успехом.
Единственный, у кого с Рэд сложились отношения, более похожие на нормальные - Огненный. Во-первых, ей льстит, что она больше не самая младшая, во-вторых, им не нужно уговаривать друг друга, чтобы устроить бойню. Однако, Огненный, обладая все же некоторой разумностью, понемногу учится направлять и ее.
Большинство Темных смотрит на Рэд, скрыто забавляясь - таковыми и выглядят ее потуги отличиться под неусыпным контролем Рании. И все же, они смотрят с уважением.
Остальные после знакомства с Рэд не боятся уже ничего.
Парадоксально, но со временем становится ясно, что именно Рэд, в обход Аэлин, ожидает место следующей Первой.
Дети Темных - отдельная мерзостная каста. Их растят и воспитывают не парой, понятие семьи переносится на всех Темных. И если Шэнерил успела ухватить немного "внимания" Рании, то Рэд была отпущена в свободное плавание, не считая надзора Аэлин. Повезло ей или нет - отдельный вопрос.
Тем не менее, кровь дает о себе знать и Рэд похожа на своих родителей больше, чем можно было ожидать. И уж точно больше, чем нужно. Властность и непреклонность, взятая от Дориана, в смеси с яростью Рании, превращают Рэд в небольшой, но неконтролируемый смерч. К тому же, она не взяла от них ни капли рассудительности.
Речь Рэд ограничена воинственными воплями и заковыристой бранью, за редкими исключениями. Не видя смысла в "жевании соплей", она ищет врага даже там, где его нет - ее забавляет сам процесс. Сказать, что Аэлин обломилась с попытками ее "воспитания" - не сказать ничего. Рэд не признает авторитеты. Авторитет для нее - тот, кто может запугать. Но пустота внутри ее миленькой головки означает, что запугать не получится.
Единственным образцом подражания стала для нее Рания - та, за которой она вечно стремится. Но это подражание привело только к невообразимо быстрому освоению боевых навыков, и не добавило мозгов.
Рэд стремится помогать семье, вечно рвется вперед. Понятия осторожности и стратегии ей неведомы - она лезет вперед старших и получает за это - от чужих или своих, что больнее. На предостережения и выговоры она реагирует исключительно бранью и попытками вооруженного сопротивления. При этом Рэд ревностно оберегает Шэнерил, называя ее "сестренкой", хотя та и является старшей.
Умелая и нарастившая мощь, Рэд - ценная боевая единица в ситуациях, не поддающихся контролю. В них она в своей стихии.
Единственный, кто может повлиять (в ограниченном виде) на Рэд - это Дориан. Выработанный им симбиоз "Я отпускаю тебя вперед - ты не зарываешься больше, чем дозволено" действует хотя бы с переменным успехом.
Единственный, у кого с Рэд сложились отношения, более похожие на нормальные - Огненный. Во-первых, ей льстит, что она больше не самая младшая, во-вторых, им не нужно уговаривать друг друга, чтобы устроить бойню. Однако, Огненный, обладая все же некоторой разумностью, понемногу учится направлять и ее.
Большинство Темных смотрит на Рэд, скрыто забавляясь - таковыми и выглядят ее потуги отличиться под неусыпным контролем Рании. И все же, они смотрят с уважением.
Остальные после знакомства с Рэд не боятся уже ничего.
Парадоксально, но со временем становится ясно, что именно Рэд, в обход Аэлин, ожидает место следующей Первой.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Про писанину
(с)
(с)
суббота, 24 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Дай мира или дай мне смерть принять.
Истлеть, слоняясь под шквалами огня.
Спеши, пока жива искра моей души...
Гори, вода!
(с)
Истлеть, слоняясь под шквалами огня.
Спеши, пока жива искра моей души...
Гори, вода!
(с)
четверг, 22 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Темные все на одно лицо. Разные, конечно, но вот эта сволочная хитрожопость на каждом лице. Просто кто-то тише, кто-то громче. Сколько не запоминай, а все равно различаешь только "Рания и не Рания". Так "простые смертные" говорят, по крайней мере.
Причем, подразумевая Ранию, подразумевают Идалир. О да, ебнутые Идалир любят прикалываться благодаря своей похожести. Вплоть до сексуальных интрижек. А половая принадлежность - дело десятое, когда тебя уже в кровать затащили. Так тоже смертные говорят. Наверное, чтоб себя утешить, чтоб не так обидно было. А может им и не обидно. Кто ж их, смертных, разберет.
Правда, Аэлин вроде отличают. Она орет громко и всегда на Ранию - сложно не запомнить.
Лерайн вот даже волосы белые отрастила и коротко обкорнала - что отличали. Но это уже Рания говорит. И смеется. Лерайн такая всегда была. Но Лерайн редко в люди выходит, больше в оружейных торчит, так что образ Темного один и навечно.
Разумеется, для Рании они все исключительно разные и вообще непонятно, как можно спутать Оберона и Дориана, даже со спины.
Поэтому ее сильно бесит, что она сама иногда путает Дориана и Огненного. Не то чтоб совсем уж путает - нет, во вторую секунду все встает на свои места, да и не то чтобы в первую совсем сумбурно было - разные они; а вот веет Неконтролируемым Пиздецом от них одинаково.
Аэлин только открывает рот, чтобы вякнуть что-то про "одинаковых Темных", как Рания сразу же делает жест, мол "не беси". Это особый жест. Его хрен проигнорируешь. Шутка стала не смешной.
Иногда Рании кажется, что Огненный - глюк, поражденный больным мозгом Дориана, и ее, Рании, больным мозгом воспринятый.
И глюк этот ходит рядом на двух вполне себе осязаемых ногах.
Зато вот шутка про "еще одного блять ребенка" резко стала смешной. Но это достоверно не доказано.
Причем, подразумевая Ранию, подразумевают Идалир. О да, ебнутые Идалир любят прикалываться благодаря своей похожести. Вплоть до сексуальных интрижек. А половая принадлежность - дело десятое, когда тебя уже в кровать затащили. Так тоже смертные говорят. Наверное, чтоб себя утешить, чтоб не так обидно было. А может им и не обидно. Кто ж их, смертных, разберет.
Правда, Аэлин вроде отличают. Она орет громко и всегда на Ранию - сложно не запомнить.
Лерайн вот даже волосы белые отрастила и коротко обкорнала - что отличали. Но это уже Рания говорит. И смеется. Лерайн такая всегда была. Но Лерайн редко в люди выходит, больше в оружейных торчит, так что образ Темного один и навечно.
Разумеется, для Рании они все исключительно разные и вообще непонятно, как можно спутать Оберона и Дориана, даже со спины.
Поэтому ее сильно бесит, что она сама иногда путает Дориана и Огненного. Не то чтоб совсем уж путает - нет, во вторую секунду все встает на свои места, да и не то чтобы в первую совсем сумбурно было - разные они; а вот веет Неконтролируемым Пиздецом от них одинаково.
Аэлин только открывает рот, чтобы вякнуть что-то про "одинаковых Темных", как Рания сразу же делает жест, мол "не беси". Это особый жест. Его хрен проигнорируешь. Шутка стала не смешной.
Иногда Рании кажется, что Огненный - глюк, поражденный больным мозгом Дориана, и ее, Рании, больным мозгом воспринятый.
И глюк этот ходит рядом на двух вполне себе осязаемых ногах.
Зато вот шутка про "еще одного блять ребенка" резко стала смешной. Но это достоверно не доказано.
среда, 21 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Странно, но так есть - все, окружающее меня, словно выжало само из себя все соки. Первым об этом заявило лето - "Здесь нет ничего интересного для тебя". Меня всегда передергивало от этих поездок к берегу реки и дальше, сердце выпрыгивало из груди, дыхание обрывалось - в ожидании, в предчувствии. В этот раз я даже не смотрела по сторонам, на пролетающий мимо пейзаж и далекий, светящийся горизонт; ковыряла ногтем подлокотник и думала о том, как же я устала. Разговоры, походы, исступленные развлечения, даже пьянки - все делалось на автомате.
Я не из тех людей, кто таит и заглушает. Я умею прислушиваться к себе. И, прислушавшись тогда, услышала лишь тишину. "Это мерещится и временно" - решила я. "Должно быть, действительно просто устала". А потом пришла осень - любимое время года. Смерть и жизнь, затухание и возрождение. Бесконечное небо, мягкий лиственный полог, искрящаяся вода, текущая вверх, жар огня... Я смотрю на нее, как на зеркало без отражения - идеальная пустота. Дела и радости - снова на автомате. Костры и люди, ждущие, но такие нежеланные. Небо пытается говорить со мной, но я скучающе вздыхаю, глядя в его бесконечные глаза. Кажется... нет, не кажется - больше некуда бежать - не от кого и не за кем. Скребущаяся боль больше не таится ни в каких глубинах, некого хоронить и воскрешать, не для кого и не для чего разжигать огонь. Нет, я не стала опустошенной безмолвной тенью - я так же шумна и резва, так же вливаюсь в безумный водоворот. Разве что не наслаждаюсь его течением. И не отвергаю его.
Ничто не борется внутри - желание прыгнуть выше головы и желание опасть на пол - как боролись всегда. Я не забиваюсь в кокон отчуждения и удобства - удобство перестало быть ценностью. Исступление перестало быть ценностью. Безумие перестало быть ценностью - и я больше не боюсь показаться безумной. Грязь на руках, корка усталости на лбу, мутный шум в голове - больше не смущают и не побуждают от них избавиться. Они есть - и мне все равно. Я всего лишь принимаю более удобную позу.
"А вдруг ты всего лишь сраная истеричка, которая пытается убедить себя в том, чего нет" - говорю я себе. И спокойно соглашаюсь с собой, почесывая локоть.
Мне слишком далеко до этих безэмоциональных манекенов, живущих на автомате, все же. Я ни капли не похожа на них. Меня, бывает, прошивает насквозь, взрезает безжалостно, окатывает потоком - любовью, тоской, теплом, памятью, раздирающим блаженством, неудержимым смехом, воплем. И окружающее, лето и осень не имеют к этому никакого отношения. Больше не нужны катализаторы, пути, порталы. Ничто больше не нужно.
Нечто слишком близкое просто подходит сзади и хлопает по плечу, невзирая на цвет неба. И это единственное, что трогает меня, нужно мне, любимо мной. А тем временем я продолжаю отпускать - ожидания, предчувствия, боль, людей. Наверное, скоро я смогу отпустить и этот мир.
Я не из тех людей, кто таит и заглушает. Я умею прислушиваться к себе. И, прислушавшись тогда, услышала лишь тишину. "Это мерещится и временно" - решила я. "Должно быть, действительно просто устала". А потом пришла осень - любимое время года. Смерть и жизнь, затухание и возрождение. Бесконечное небо, мягкий лиственный полог, искрящаяся вода, текущая вверх, жар огня... Я смотрю на нее, как на зеркало без отражения - идеальная пустота. Дела и радости - снова на автомате. Костры и люди, ждущие, но такие нежеланные. Небо пытается говорить со мной, но я скучающе вздыхаю, глядя в его бесконечные глаза. Кажется... нет, не кажется - больше некуда бежать - не от кого и не за кем. Скребущаяся боль больше не таится ни в каких глубинах, некого хоронить и воскрешать, не для кого и не для чего разжигать огонь. Нет, я не стала опустошенной безмолвной тенью - я так же шумна и резва, так же вливаюсь в безумный водоворот. Разве что не наслаждаюсь его течением. И не отвергаю его.
Ничто не борется внутри - желание прыгнуть выше головы и желание опасть на пол - как боролись всегда. Я не забиваюсь в кокон отчуждения и удобства - удобство перестало быть ценностью. Исступление перестало быть ценностью. Безумие перестало быть ценностью - и я больше не боюсь показаться безумной. Грязь на руках, корка усталости на лбу, мутный шум в голове - больше не смущают и не побуждают от них избавиться. Они есть - и мне все равно. Я всего лишь принимаю более удобную позу.
"А вдруг ты всего лишь сраная истеричка, которая пытается убедить себя в том, чего нет" - говорю я себе. И спокойно соглашаюсь с собой, почесывая локоть.
Мне слишком далеко до этих безэмоциональных манекенов, живущих на автомате, все же. Я ни капли не похожа на них. Меня, бывает, прошивает насквозь, взрезает безжалостно, окатывает потоком - любовью, тоской, теплом, памятью, раздирающим блаженством, неудержимым смехом, воплем. И окружающее, лето и осень не имеют к этому никакого отношения. Больше не нужны катализаторы, пути, порталы. Ничто больше не нужно.
Нечто слишком близкое просто подходит сзади и хлопает по плечу, невзирая на цвет неба. И это единственное, что трогает меня, нужно мне, любимо мной. А тем временем я продолжаю отпускать - ожидания, предчувствия, боль, людей. Наверное, скоро я смогу отпустить и этот мир.
понедельник, 19 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Не, лицо не нрав
Как будто героиновый наркоша
(с) и снова про Дориана
Как будто героиновый наркоша
(с) и снова про Дориана
воскресенье, 18 октября 2015
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
— Давай просто полежим молча. В тишине.
— Кто ты?!
— Ну вот, ты всё испортила.
(с)
— Кто ты?!
— Ну вот, ты всё испортила.
(с)