Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
люди-хуюди, Дорианчик, я нашла твоего клона 
суббота, 30 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Раны не перестанут болеть, пока их не залечишь. Они кровоточат и не прекратят. Потому иди в чащу леса, скрывайся в ней, забивайся под мох и моли об исцелении. Потому иди вперед, возвращайся назад - и, уходя, не смей оборачиваться, иначе в чем смысл?
Своих сил не хватало, Города не хватало, резерв был недопустимой роскошью. Самые опасные раны уже были залечены, но все так же, не прекращая, сочилась кровь из остальных, все так же разбитые ребра резали легкие, так же подгибались ноги. Дориан был в ставке командования и собирался там остаться - лучшее время для побега. Позорного побега от войны, от всех. Только не от себя. Но, лес звал. Звал окунуться в его мягкий травянистый полог, вдохнуть его прелый запах, потеряться в переплетении ветвей над головой... Марос словно ждал.
Здесь должно было быть исцеление.
Марос был пуст, как и весь их мир - абсолютно. Все были заняты миром иным, точнее, его осадой, и никто не подумал бы сунуться сюда сейчас. Многие грозились уйти, и все же, они все остались. Вместо этого ушла она.
Пустой Марос. Будто брошенный. Что это - его последний дни перед там, как проклятье просочится сюда, или же начало его окончательного возрождения? Так или иначе - сейчас она была единственной хозяйкой здесь.
Где-то пустые храмы зияли темными пастями, без зажженных внутри огней. Где-то покинутые дома дышали уже начавшей оседать в них пылью. Где-то возвышался одинокий Гадрахолл, и никакие молнии не плясали у его вершины. А она шла под тенистым потолком ветвей, ноги коня мягко перебирали листву под ногами и сам воздух застыл. В ожидании? В уважении к желанию тишины? Она могла бы пуститься галопом через весь лес, и дальше - пересекая реки и равнины - пронзить собой весь мир, взлетая над землей вместе с ветром, но - она еле держалась в седле.
От земли поднимались невидимые глазом потоки, проникающие под одежду и медленно стягивающие раны разорванной плоти, сращивающие кости... Очень медленно.
А где-то, так же далеко, как и проклятье, находилось второе существо, густо прочерченное ранами, так же не находящее себе пристанища, отдыха, покоя - разделившее с ней недавно слишком тяжелый бой. Мысли ее снова и снова возвращались к нему.
И, когда бессилие, давняя тоска и жалость победили ее рассудок, он услышал ее зов...
И, идя вперед, возвращаясь к началу начал - не смей оборачиваться. Иначе в чем тогда смысл пути?
Она почуяла его присутствие в этом мире. Далеко или близко - он был здесь. Значит, тоже уже вдыхает запах исцеляющей земли. Значит, найдет себе пристанище. Значит, не пропадет. Значит, они оба не пропадут.
Рассудок, еще задержавшийся в искромсанном теле, говорил не соваться, не трогать, не видеть и не помнить - не мальчик, справится. Но, рассудок сдавался под натиском иным...
Ее посетила мысль о пещере на границе, в предгорьях Инуа, где он часто бывал. Должно быть, он пойдет туда, если хочет зализать раны. Должно быть... И она направила коня на юг.
Пещера была пуста. И - ни следа пребывания. Еще не добрался? Нет, вряд ли. Выбрал иное место? Ну что ж... Марос пуст, он мог выбрать любое. Проснувшийся на миг рассудок радостно орал, орал о спасительной удаче, благе и сдержанности. Как же быстро он был задушен...
Боль все не отступала. Она разлилась по телу, щедро одаривая его собой, вгрызалась в каждый орган, затемняла взгляд. Низко опустив голову, Рания продолжала медленно двигаться через лес, дав коню самому выбирать дорогу. Было дикое желание припасть к земле и жрать ее, но вот сил слезть с седла уже не было...
Она не сразу заметила белую фигуру, показавшуюся из-за поворота. Так же верхом, он каким-то чудом оказался на твой же самой тропе, что и она. Случайность или очередная насмешка судьбы? Рания подняла голову и смотрела, как он приближается и равняется с ней.
Оба застыли в молчании, глядя глаза в глаза, не в силах ни отвести взгляд, ни вымолвить ни слова. Казалось, прошла вечность. Вечность, бессильно свернувшаяся комком где-то между ними - павшая, слабая.
Наконец, Рания легко тронула поводья, побуждая коня шагнуть вперед и, оказавшись совсем близко к Хэллу, просто обняла его, положив голову ему на плечо.
- Ты здесь... почему?
Его тихий голос сухо падал на лиственный полог, слова утопали внутри. Сказать что-то - не так просто, как решиться сказать.
- Ищу отдохновения. Как и ты...
Ее слова отразились от древесной коры, стуча последними всполохами твердости, жесткости - но, так же потонули в земле, опав, будто осенние листья.
- Тогда..., - осторожно произнес он, когда она отольнула от него, - Помнишь то место?
Он указал в сторону запада и почти улыбнулся. Рания кивнула. Пояснения были не нужны. Им не впервой исцеляться от полусмерти.
Втекая в воду, становись ей. Втекая, не растворяйся. Не следуй за потоком, не позволяй ему унести себя. Ходи у кромки, принимай на себя брызги и - не смешивай их с кровью. Пытайся. Держись. Листва, обретающая небесный цвет, растет у водоемов.
Маленькое озерцо плотно окружено деревьями - просвета почти нет, оно словно сливается с травой. У самой воды стоит древний идол, когда-то изображавший одного из Богов, давно полуразрушенный и не узнаваемый. Рядом с ним, прямо лицом к озеру - каменный трон, будто остаток так же ушедшего в землю дворца. Но, никакого дворца не было - этот трон был построен Темными, считавшими это место своим. Граница Барна. Предупреждающий знак. Демонстрация для тех, кто приходит. Оповещение о тех, кто правит здесь.
Из этого места давно ушли Темные, предпочтя плотнее обосноваться в Барн-Море и Моране. Ушли, оставив после себя слишком много энергии, все так же предостерегающей. В это место и пришли Рания и Хэлл, зная о его сути. Помня о его дарах.
Кровь затвердела на коже, обратившись в корку. И даже сквозь нее сочилась алая, прорываясь каплями, струями. Холодная вода смывала корку, листья обтирали кожу - медленно, бережно, доставляя новые взрывы боли, утихающей медленно, так медленно... Обнаженная спина Рании были исполосована сплошь, Хэлл обрабатывал самый большой порез у шеи - ей пытались срубить башку, но пробили защиту лишь частично. Еле касаясь пальцами вспухшей кожи, Хэлл старался быть осторожным. Рания смотрела в голубую воду перед собой, заросшую бледно-зелеными стеблями заволоченными туманом глазами. Острая боль сливалась с тупой, разливалась повсеместно и она даже не пыталась определить ее основной источник.
Дело могло бы идти быстрее, гораздо быстрее... Если бы они этого хотели.
Их пока что никто не хватился. Ничто не предвещало других посетителей мира. Кратковременное единение - сотни раз мысленно оправданное, вырванное у мира, продлеваемое даже через боль. Медленнее, еще медленнее...
Рании пришлось встать, чтобы Хэлл обработал раны на ее ногах. Каждое движение отзывалось болью, но и она заглушалась сковывающим смущением, воплями умирающего разума, приказывающего остановиться. Очень глубоко вдохнув и выдохнув, Рания уставилась на низкие кроны над головой и проглядывающее через них чистое небо. Когда-то, под этими же самыми кронами и этим сияющим небом... Она могла бы гнать мысли, но не видела в этом смысла. Холодные струи омывали ее тело, теплые пальцы на коже были столь же желанны, сколько и болезненны.
- Раздевайся.
Она попыталась скомандовать это, но получился лишь краткий шелест. Хэлл, уже помогший ей с ранами и сидевший у дерева неподалеку, прислонившись к нему спиной, уставился на нее, а потом отвел взгляд, словно и не услышал ничего.
- Не глупи, - Рания вздохнула, то ли от надобности убеждать, то ли из-за еще не восстановившихся легких и сбитого дыхания, - Твои раны не легче моих ...Вон, весь плащ залил.
Она пыталась отшутиться, развеять наваждение, разрядить обстановку. Но, обстановка уже был заряжена по максимуму, невидимые разряды пылали, готовые уничтожать все окружающее. И путь их был один.
Не отрывая от нее взгляда, словно ожидая разрешения остановиться - последнего спасения - Хэлл стянул пропитанный кровью плащ.
Все плыло перед глазами. Ветки кружились, завихрялись и спиралью уходили в небо. Она не понимала, где она - в настоящем моменте краткой передышки, или в том, давнем, незабвенном, рвущемся отовсюду... Который век на Маросе? Может ли она продолжить лежать не земле, на прохладной колкой траве, или же она может позволить себе больше? Если она откроет глаза - не напомнят ли ей шрамы на его теле о реальности происходящего? О времени происходящего. О безвозвратности происходящего. О.....
Ее руки легли на его грудь, кончики пальцев мягко провели по коже, в тех местах, где она была не повреждена. Осторожно, стараясь не задеть когтями раны. Не отрывая глаз - кто первым взмолит остановиться? Кому придется уступить?
Ожидая прекращения - ожидают оба. Ожидание обоих не может просто прекратиться.
Ее руки скользили по рукам, по груди, по животу, касались шеи - словно изучая, вспоминая - и оставляя при этом слишком жгучие следы. Она больше не думала о том, что падает в бездну. Эта мысль иссохла, умерла, разлетелась и не оставила отголоска. Теперь она думала о том, что в бездну падает он - и жалела его. Падение было видно в его глазах, где силились экстаз и ужас. Жажда и мольба пощады. Она смотрелась в него как в зеркало.
Все вокруг заполнила бледно-зеленая круговерть, стекающие по коже капли воды, повергнутая в ужас бездна черных глаз и белоснежная, лежащая на плече прядь. Когда-то она подолгу перебирала эти пряди в руках, восхищаясь их красотой. Когда-то эти черные глаза лучились для нее ярчайшим светом... А сейчас ее руки спускались ниже, как и сама она.
- Ты...
- Что? "Сумасшедшая"?
Ткань одежды ложилась на еще не успевшие остыть тела, и раны под ней начинали ныть снова, но уже гораздо слабее, и - уже не кровоточили.
- Нет.
Рания покачала головой и горько усмехнулась.
- Пожалуйста, не продолжай. С нас хватит.
Хэлл молча кивнул.
Горький груз и давящие кандалы снова легли на нее, грозя раздавить в прах. С нас - хватит. Не больше. Они дали отдых телу, позволили его сполна, но вот слова любви вовсе не обязательны. Все же, вокруг не первоначальный Марос... Рания огляделась, ища подтверждения своим мыслям.
Нести этот груз она уже привыкла, но теперь они оба больше не умирали. И могли снова встать в строй.
Пора возвращаться.
Омут настолько однозначен, что кажется чистотой. Является ли он ею? Ответ даст только истинная чистота и даст его незамедлительно, рывком выдирая прочь. Шаги, ударяющие в землю. Слова, сказанные шепотом. Страшная кара - и величайшее освобождение. Переходя на иную тропу, не замедляй шага.
- Я спала с ним. Сегодня. На Маросе. Мы делали это много раз. У старого трона, ты знаешь это место. Я сбежала для этого.
"Спаси меня. Видишь, я погибаю без спасения. Я погрязла, и я пала. Но - я принадлежу тебе. Спаси меня как умеешь. Хочешь - убей меня".
Змеиные глаза Дориана не изменили выражения. Не дрогнул ни один мускул на лице. Даже не сбилось дыхание. Монумент. Затаившийся смерч. Взгляд, полный любви и спокойствия, все так же был обращен на Ранию. Разумеется, он знает, как ее спасти. Он знает.
Атака захлебнулась. Как раз до ее прихода, и во время него - они не выдерживали. Измотаны были все. Продолжать дальше теми же силами не было смысла - это только потеря ресурсов. Из ставки командования пришел приказ Идалир - отступать. Возвращаться домой, отдыхать, набираться сил. Идалир это разрешили. Идалир наконец то увидели в этом надобность.
Марос, Язес и Лигос принимали своих детей обратно - снова разжигались огни, звучали голоса, улицы и дворцы были заполнены. Несколько дней отдыха и запахов дома - и снова назад. Все надеялись, что потери от отхода будут не критичными. Все были рады передышке. В нескольких местах сразу закатили большие празднества, в Гадрахолле было не протолкнуться.
- Ты же знаешь, что все равно можешь контролировать это.
Багровые сумерки заполонили комнату, отсвет луны на балдахине кровати белел среди марева.
Рания и Дориан ушли с праздника раньше, сославшись на усталость. Рания не планировала ничего обсуждать и не ожидала подобных слов. Дориан был абсолютно спокоен.
- Конечно.
Впервые она врала. Или - сама не знала, врала ли. В голове еще шумели зеленые кроны и она не знала, стоит ли их заглушать.
Дориан кивнул, чему-то улыбнулся, встал с кресла и вышел из покоев, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Наверное, так и должно быть.
Наверное, так и есть.
Еще минуту она смотрела на темный прямоугольник двери, а потом начала проваливаться в сон.
Змея оплетает, незаметно сжимая кольца. Одно за другим они ложатся на тебя и ты всегда пропускаешь тот момент, когда перестаешь дышать.
Ночной ли ветер разбудил ее, стуча ставнями и вздымая занавески, или же забытый сон... В полной тьме она была одна - Дориан еще не вернулся. Не до конца понятное ей сладкое чувство заполняло ее все больше и больше - неясное, томящее пение в теле. И ночной ветер звал.
Накануне, вечером, на празднике, она получила письмо, которому не придала большого значения. В письме упоминалась одна из террас замка - уединенное место с видом на море, продуваемое ветрами.
Соскользнув с кровати и накинув тяжелый плащ, она направилась к двери.
Хэлл был здесь, как и следовало из записки. Стоя у перил и глядя на глубокую синеву ночного моря, полуприкрыв глаза, он будто жадно вдыхал воздух и не мог надышаться. Заслышав легкие шаги, он обернулся одним резким движением, словно из последних сил, и - заметно пошатнулся.
Рания опустила взгляд ниже и увидела на его животе расползающееся пятно крови. И в центре его - глубокую и широкую дыру, чуть ли не проходящую насквозь. Бросив на Ранию последний взгляд, он упал.
Отупело постояв минуту, Рания развернулась и двинулась прочь.
Расплаты не существует. Кары не существует. Существует только тот, кто сильнее.
- Убрать труп.
- Да че ему будет, он же труп!
- Его заметят и у нас будут проблемы.
- Сам скоро истлеет!
- Пока не истлеет - его заметят.
Дверь в зал, в котором заперлись Темные, распахнулась.
- Что-то ты слишком раскомандовалась для только что потерявшей любовника, Рания.
Вошедший в зал Дориан гордо и спокойно прошествовал на свое законное место и как ни в чем ни бывало уселся в высокое кресло.
- Ты!, - Рания указала в него пальцем, - С чего ты взял, что можешь убивать кого заблагорассудится?
- Хороший вопрос. Мы думали, это только тебе можно, - послышалось саркастичное замечание откуда-то из толпы Темных. На свое благо, больше говоривший ничем себя не выдал.
- Я захотел, - громко и четко ответил Дориан, подождав, пока шумиха среди Темных утихнет, - И я убил.
Рания попыталась что-то возразить, или возмутиться, однако не успела. Одобрительные выкрики Темных теперь можно было прекратить только силой.
- Ты вернешь его, - так же, не дрогнув, отрезала Рания, не отрывая глаз от Дориана, - И очень скоро. Нельзя допустить новой вражды с Высшими, тем более сейчас!
- Ну разумеется, - Дориан даже и не думал убирать с лица ухмылку, - Раз наша королева приказывает... Это я могу исполнить.
Встав с кресла и проходя мимо Рании, он задержался рядом, говоря ей почти на ухо, хотя его слов и так никто больше не услышал бы в поднявшемся шуме:
- Неужели ты думала, что я спущу это с рук вам обоим? Ты ведь прекрасно знаешь, что меня нельзя... злить.
С этими словами Дориан придвинулся к ней почти вплотную, обжигая дыханием ее шею и вдыхая запах ее волос.
- От тебя воняет им, - бросил он сквозь зубы. И было непонятно, чего больше в этой фразе - презрения или вожделения.
Следующий день был наполнен мелкими и не очень хлопотами. Утихомирить Темных и утихомирить Высших. Хэлла пока почти никто не хватился, и даже никто не заметил тела, а вот с первым пунктом было сложнее. Взамен ожидаемых воплей в адрес Рании возникли вопли на тему, кто тут самый крутой и кто нагнет остальных. Слишком громкие эпизоды, а так же причину воплей стоило замять. Дориан удалился заниматься воскрешением - дело не долгое - всего то вытащить из Клиники, но вот пропал он почему-то надолго. Новый вечер Рания встретила одна. И она была голодна. Чертовски голодна. В ее ушах стоял шепот Дориана и эту заразу можно было даже не пытаться вытравить.
Не скрываться за тоской. Не искать оправданий. Не таить ненависти. Не пытаться обуздать страсть. Кристальная честность и абсолютная чистота - в самом эпицентре смерча.
Дориан пришел молча и, так же молча, игнорируя вопросы об успешности предприятия, просто встал напротив нее. Ни разу не меняя лица, не отводя взгляда, не давая возможности оторвать взгляда, лишь поводя головой в бок - изучая, читая, насквозь. Попытки что-то выпытать вскоре прекратились. Осталась одна ядовитая зелень, глядящая друг на друга. Так завораживает взгляд змеи.
Таким взглядом он доводит до паники на ровном месте и убивает, всего лишь моргая - но не ее. Ее он лишь обездвиживает, делая послушной, податливой - впрыскивая яд.
- Не находишь ли ты, - прошептал от спустя время еле слышно, четко разделяя слова, - Что принадлежишь мне целиком и полностью?
Рания промолчала и лишь кратко выдохнула из разомкнутых губ, не в силах выдерживать напряжение. Тягучее ощущение в теле приближалось к невыносимому. Она прекрасно понимала, что он не использует никаких чар, и что, да, принадлежит.
Она резко метнулась вперед, желая вцепиться в его губы, но, была остановлена сильной рукой, сжавшей ее шею и держащей на дистанции.
- Теперь ты хочешь меня?
Даже если бы она могла - она бы не ответила. Она могла лишь мелко дрожать и неотрывно смотреть в змеиные глаза с пульсирующим вертикальным зрачком. Однако, ответ, сказанный вслух, был и не нужен.
- Тебе придется подождать.
Она не успела среагировать, когда крепкая веревка плотно обвила ее руки, ловко отведенные за спину и она оказалась привязана к высокому столбу кровати.
Дориан, довольно хмыкнув, двинулся на выход.
Когда он вышел, Рания коротко и тихо рыкнула и бросила что-то нецензурное.
Порвать путы - две секунды и до смешного просто, если всерьез заняться этим. Но - она собиралась играть эту игру до конца. Она хотела этого.
Он вернулся часом позже или двумя часами, а может шестью - она не знала. Напряжение, пронизывающее тело безумным сладострастием и дикой, холодной дрожью, не спадало. Оно никогда не спадает.
Приблизившись к ней максимально, но все же не касаясь, и не давая касаться ей, он оставлял на ее коже горячее дыхание, вдыхал ее запах и уничтожал своим. Жар кожи ощущался даже без прикосновений и это еще больше приводило ее в исступление. Она даже была готова разорвать чертову веревку, хотя и прекрасна знала, что за этим последует сдерживание помощнее. Так хотелось вцепиться... разорвать на части или быть разорванной. Выпуская не только исступление, но и ненависть. Сполна, без остатка.
Безумный и почти осуществившийся порыв был прерван внезапно для обоих - скрипнула дверь и в покоях оказалась Аэлин, залетевшая стремительно и никак не ожидавшая увидеть разворачивающуюся сцену. И сцены-то, как таковой, не было - стоящие друг напротив друга Идалир - но вот фон, заполнивший и разрывающий комнату, почти сшиб ее с ног.
- Твою мать..., - обратилась она неизвестно к кому, - Чертовы ублюдки...
- Задержись.
Дориан обернулся и обратился к Аэлин, уже торопившейся покинуть помещение. Тон был приказным.
Понимающая что крупно попала и даже не известно на что - на расправу или на какую-то изощренную оргию, Аэлин покорно остановилась, обернулась и затравленно взглянула на Дориана, уже приближающегося к ней. Тот же, наоборот, не выражал абсолютно никакой угрозы, двигаясь неторопливо и спокойно прищурив глаза.
Обойдя ее по кругу, в полумраке, он остановился сзади, прижав ее к себе. Он ослаблял и усиливал хватку, играя, словно кошка с мышью - убежит или нет? Его руки гуляли по ее телу, нигде не задерживаясь дольше, чем нужно чтобы она привыкла к прикосновению.
Рания неотрывно следила за ним, почти задыхаясь от голода и гнева. "Только посмей". И мгновеньем позже она услышала сдавленный выдох Аэлин, когда одна рука Дориана скользнула к ее промежности.
Рания не понимала, отчего Аэлин прикрывает глаза - от смущения, или же от удовольствия, все же победившего смущение. Сейчас она была готова уничтожить их обоих - так же сильно, как и готова была оставаться привязанной к чертовому столбу вечность.
Руки, гулявшие по телу, скомкали подол длинного платья и движения пальцев затерялись в его складках. Впрочем, Дориан не ограничился пальцами и минуту спустя Аэлин издала тихий стон, вцепляясь в его руку на ее талии, чтобы удержать равновесие. Спасения от нарастающего ада не было нигде - острые зубы уже впились в шею, а прямо перед собой она видела полыхающий взгляд Рании.
- Ты издеваешься, - полу-проговорила, полу-прорычала Рания, когда все закончилось и Аэлин ушла собирать мозги обратно в кучу и утихомиривать тряску.
- Разве что совсем немного, - беззаботно ответил Дориан, наблюдая, как капля пота стекает по ее лицу.
Вместо ответа Рания стиснула зубы и мотнула головой.
- А знаешь..., - продолжил Дориан, снова подходя к ней ближе и дразня, - Может быть ты и права. И это пора прекращать.
Рания даже не успела собраться с мыслями и подобрать ответ, когда Дориан уже снова ушел из покоев.
Она уже всерьез думала рвать веревку. Она сжимала кулаки до крови, не позволяя себе делать этого. Она была на пределе.
Но, дверь распахнулась и в нее полу-вошел полу-влетел Хэлл, не иначе как ускоренный мотивирующим пинком.
Это уже точно было последней каплей.
Хэлл, увидев Ранию, изменился в лице и, резко развернулся к Дориану, входящему следом.
- Как это понимать?!, - прошипел он, сразу забыв, каким образом он сюда попал и готовый нападать.
Не ответив ни слова, Дориан так же невозмутимо прошествовал мимо него и внимательно вгляделся в глаза Рании, будто ища там слова, что она силится не высказывать.
- Вот твоя ручная зверушка, - шутливо указал он на Хэлла, - Прибыла. Могу оставить вас здесь вдвоем, хочешь? Он тебя освободит и все такое...
Рания медленно перевела на него глаза. Ее безумный взгляд был лучше любого ответа.
Дориан медленно завел руку ей за спину. Один миг - и она почуяла, как опадает держащая ее веревка. Как к пальцам возвращается чувствительность. Как кровь пульсирует с удвоенной силой, как мозг взрывается, как ее поглощает кислотная, ядовитая зелень, как близки растянутые в ухмылке губы, как все же трясет его самого... Капли крови из прокушенных моментально губ окропили пол; когти прорывались под клочки разорванной одежды, достигая жаждущей кожи, впиваясь в нее так глубоко, как хватало сил; рука вцепилась в волосы, сжимая их мертвой хваткой, не давай ни малейшего шанса шевельнуться, отвести голову, вырваться из поцелуя...
И все же, Дориан сумел ухватить долю свободы и обернулся к двери, где застыл Хэлл, про которого уже напрочь забыла Рания.
- Выйдешь - или нам продолжать при тебе?
Больше ничего сказать и сделать он не успел.
Своих сил не хватало, Города не хватало, резерв был недопустимой роскошью. Самые опасные раны уже были залечены, но все так же, не прекращая, сочилась кровь из остальных, все так же разбитые ребра резали легкие, так же подгибались ноги. Дориан был в ставке командования и собирался там остаться - лучшее время для побега. Позорного побега от войны, от всех. Только не от себя. Но, лес звал. Звал окунуться в его мягкий травянистый полог, вдохнуть его прелый запах, потеряться в переплетении ветвей над головой... Марос словно ждал.
Здесь должно было быть исцеление.
Марос был пуст, как и весь их мир - абсолютно. Все были заняты миром иным, точнее, его осадой, и никто не подумал бы сунуться сюда сейчас. Многие грозились уйти, и все же, они все остались. Вместо этого ушла она.
Пустой Марос. Будто брошенный. Что это - его последний дни перед там, как проклятье просочится сюда, или же начало его окончательного возрождения? Так или иначе - сейчас она была единственной хозяйкой здесь.
Где-то пустые храмы зияли темными пастями, без зажженных внутри огней. Где-то покинутые дома дышали уже начавшей оседать в них пылью. Где-то возвышался одинокий Гадрахолл, и никакие молнии не плясали у его вершины. А она шла под тенистым потолком ветвей, ноги коня мягко перебирали листву под ногами и сам воздух застыл. В ожидании? В уважении к желанию тишины? Она могла бы пуститься галопом через весь лес, и дальше - пересекая реки и равнины - пронзить собой весь мир, взлетая над землей вместе с ветром, но - она еле держалась в седле.
От земли поднимались невидимые глазом потоки, проникающие под одежду и медленно стягивающие раны разорванной плоти, сращивающие кости... Очень медленно.
А где-то, так же далеко, как и проклятье, находилось второе существо, густо прочерченное ранами, так же не находящее себе пристанища, отдыха, покоя - разделившее с ней недавно слишком тяжелый бой. Мысли ее снова и снова возвращались к нему.
И, когда бессилие, давняя тоска и жалость победили ее рассудок, он услышал ее зов...
И, идя вперед, возвращаясь к началу начал - не смей оборачиваться. Иначе в чем тогда смысл пути?
Она почуяла его присутствие в этом мире. Далеко или близко - он был здесь. Значит, тоже уже вдыхает запах исцеляющей земли. Значит, найдет себе пристанище. Значит, не пропадет. Значит, они оба не пропадут.
Рассудок, еще задержавшийся в искромсанном теле, говорил не соваться, не трогать, не видеть и не помнить - не мальчик, справится. Но, рассудок сдавался под натиском иным...
Ее посетила мысль о пещере на границе, в предгорьях Инуа, где он часто бывал. Должно быть, он пойдет туда, если хочет зализать раны. Должно быть... И она направила коня на юг.
Пещера была пуста. И - ни следа пребывания. Еще не добрался? Нет, вряд ли. Выбрал иное место? Ну что ж... Марос пуст, он мог выбрать любое. Проснувшийся на миг рассудок радостно орал, орал о спасительной удаче, благе и сдержанности. Как же быстро он был задушен...
Боль все не отступала. Она разлилась по телу, щедро одаривая его собой, вгрызалась в каждый орган, затемняла взгляд. Низко опустив голову, Рания продолжала медленно двигаться через лес, дав коню самому выбирать дорогу. Было дикое желание припасть к земле и жрать ее, но вот сил слезть с седла уже не было...
Она не сразу заметила белую фигуру, показавшуюся из-за поворота. Так же верхом, он каким-то чудом оказался на твой же самой тропе, что и она. Случайность или очередная насмешка судьбы? Рания подняла голову и смотрела, как он приближается и равняется с ней.
Оба застыли в молчании, глядя глаза в глаза, не в силах ни отвести взгляд, ни вымолвить ни слова. Казалось, прошла вечность. Вечность, бессильно свернувшаяся комком где-то между ними - павшая, слабая.
Наконец, Рания легко тронула поводья, побуждая коня шагнуть вперед и, оказавшись совсем близко к Хэллу, просто обняла его, положив голову ему на плечо.
- Ты здесь... почему?
Его тихий голос сухо падал на лиственный полог, слова утопали внутри. Сказать что-то - не так просто, как решиться сказать.
- Ищу отдохновения. Как и ты...
Ее слова отразились от древесной коры, стуча последними всполохами твердости, жесткости - но, так же потонули в земле, опав, будто осенние листья.
- Тогда..., - осторожно произнес он, когда она отольнула от него, - Помнишь то место?
Он указал в сторону запада и почти улыбнулся. Рания кивнула. Пояснения были не нужны. Им не впервой исцеляться от полусмерти.
Втекая в воду, становись ей. Втекая, не растворяйся. Не следуй за потоком, не позволяй ему унести себя. Ходи у кромки, принимай на себя брызги и - не смешивай их с кровью. Пытайся. Держись. Листва, обретающая небесный цвет, растет у водоемов.
Маленькое озерцо плотно окружено деревьями - просвета почти нет, оно словно сливается с травой. У самой воды стоит древний идол, когда-то изображавший одного из Богов, давно полуразрушенный и не узнаваемый. Рядом с ним, прямо лицом к озеру - каменный трон, будто остаток так же ушедшего в землю дворца. Но, никакого дворца не было - этот трон был построен Темными, считавшими это место своим. Граница Барна. Предупреждающий знак. Демонстрация для тех, кто приходит. Оповещение о тех, кто правит здесь.
Из этого места давно ушли Темные, предпочтя плотнее обосноваться в Барн-Море и Моране. Ушли, оставив после себя слишком много энергии, все так же предостерегающей. В это место и пришли Рания и Хэлл, зная о его сути. Помня о его дарах.
Кровь затвердела на коже, обратившись в корку. И даже сквозь нее сочилась алая, прорываясь каплями, струями. Холодная вода смывала корку, листья обтирали кожу - медленно, бережно, доставляя новые взрывы боли, утихающей медленно, так медленно... Обнаженная спина Рании были исполосована сплошь, Хэлл обрабатывал самый большой порез у шеи - ей пытались срубить башку, но пробили защиту лишь частично. Еле касаясь пальцами вспухшей кожи, Хэлл старался быть осторожным. Рания смотрела в голубую воду перед собой, заросшую бледно-зелеными стеблями заволоченными туманом глазами. Острая боль сливалась с тупой, разливалась повсеместно и она даже не пыталась определить ее основной источник.
Дело могло бы идти быстрее, гораздо быстрее... Если бы они этого хотели.
Их пока что никто не хватился. Ничто не предвещало других посетителей мира. Кратковременное единение - сотни раз мысленно оправданное, вырванное у мира, продлеваемое даже через боль. Медленнее, еще медленнее...
Рании пришлось встать, чтобы Хэлл обработал раны на ее ногах. Каждое движение отзывалось болью, но и она заглушалась сковывающим смущением, воплями умирающего разума, приказывающего остановиться. Очень глубоко вдохнув и выдохнув, Рания уставилась на низкие кроны над головой и проглядывающее через них чистое небо. Когда-то, под этими же самыми кронами и этим сияющим небом... Она могла бы гнать мысли, но не видела в этом смысла. Холодные струи омывали ее тело, теплые пальцы на коже были столь же желанны, сколько и болезненны.
- Раздевайся.
Она попыталась скомандовать это, но получился лишь краткий шелест. Хэлл, уже помогший ей с ранами и сидевший у дерева неподалеку, прислонившись к нему спиной, уставился на нее, а потом отвел взгляд, словно и не услышал ничего.
- Не глупи, - Рания вздохнула, то ли от надобности убеждать, то ли из-за еще не восстановившихся легких и сбитого дыхания, - Твои раны не легче моих ...Вон, весь плащ залил.
Она пыталась отшутиться, развеять наваждение, разрядить обстановку. Но, обстановка уже был заряжена по максимуму, невидимые разряды пылали, готовые уничтожать все окружающее. И путь их был один.
Не отрывая от нее взгляда, словно ожидая разрешения остановиться - последнего спасения - Хэлл стянул пропитанный кровью плащ.
Все плыло перед глазами. Ветки кружились, завихрялись и спиралью уходили в небо. Она не понимала, где она - в настоящем моменте краткой передышки, или в том, давнем, незабвенном, рвущемся отовсюду... Который век на Маросе? Может ли она продолжить лежать не земле, на прохладной колкой траве, или же она может позволить себе больше? Если она откроет глаза - не напомнят ли ей шрамы на его теле о реальности происходящего? О времени происходящего. О безвозвратности происходящего. О.....
Ее руки легли на его грудь, кончики пальцев мягко провели по коже, в тех местах, где она была не повреждена. Осторожно, стараясь не задеть когтями раны. Не отрывая глаз - кто первым взмолит остановиться? Кому придется уступить?
Ожидая прекращения - ожидают оба. Ожидание обоих не может просто прекратиться.
Ее руки скользили по рукам, по груди, по животу, касались шеи - словно изучая, вспоминая - и оставляя при этом слишком жгучие следы. Она больше не думала о том, что падает в бездну. Эта мысль иссохла, умерла, разлетелась и не оставила отголоска. Теперь она думала о том, что в бездну падает он - и жалела его. Падение было видно в его глазах, где силились экстаз и ужас. Жажда и мольба пощады. Она смотрелась в него как в зеркало.
Все вокруг заполнила бледно-зеленая круговерть, стекающие по коже капли воды, повергнутая в ужас бездна черных глаз и белоснежная, лежащая на плече прядь. Когда-то она подолгу перебирала эти пряди в руках, восхищаясь их красотой. Когда-то эти черные глаза лучились для нее ярчайшим светом... А сейчас ее руки спускались ниже, как и сама она.
- Ты...
- Что? "Сумасшедшая"?
Ткань одежды ложилась на еще не успевшие остыть тела, и раны под ней начинали ныть снова, но уже гораздо слабее, и - уже не кровоточили.
- Нет.
Рания покачала головой и горько усмехнулась.
- Пожалуйста, не продолжай. С нас хватит.
Хэлл молча кивнул.
Горький груз и давящие кандалы снова легли на нее, грозя раздавить в прах. С нас - хватит. Не больше. Они дали отдых телу, позволили его сполна, но вот слова любви вовсе не обязательны. Все же, вокруг не первоначальный Марос... Рания огляделась, ища подтверждения своим мыслям.
Нести этот груз она уже привыкла, но теперь они оба больше не умирали. И могли снова встать в строй.
Пора возвращаться.
Омут настолько однозначен, что кажется чистотой. Является ли он ею? Ответ даст только истинная чистота и даст его незамедлительно, рывком выдирая прочь. Шаги, ударяющие в землю. Слова, сказанные шепотом. Страшная кара - и величайшее освобождение. Переходя на иную тропу, не замедляй шага.
- Я спала с ним. Сегодня. На Маросе. Мы делали это много раз. У старого трона, ты знаешь это место. Я сбежала для этого.
"Спаси меня. Видишь, я погибаю без спасения. Я погрязла, и я пала. Но - я принадлежу тебе. Спаси меня как умеешь. Хочешь - убей меня".
Змеиные глаза Дориана не изменили выражения. Не дрогнул ни один мускул на лице. Даже не сбилось дыхание. Монумент. Затаившийся смерч. Взгляд, полный любви и спокойствия, все так же был обращен на Ранию. Разумеется, он знает, как ее спасти. Он знает.
Атака захлебнулась. Как раз до ее прихода, и во время него - они не выдерживали. Измотаны были все. Продолжать дальше теми же силами не было смысла - это только потеря ресурсов. Из ставки командования пришел приказ Идалир - отступать. Возвращаться домой, отдыхать, набираться сил. Идалир это разрешили. Идалир наконец то увидели в этом надобность.
Марос, Язес и Лигос принимали своих детей обратно - снова разжигались огни, звучали голоса, улицы и дворцы были заполнены. Несколько дней отдыха и запахов дома - и снова назад. Все надеялись, что потери от отхода будут не критичными. Все были рады передышке. В нескольких местах сразу закатили большие празднества, в Гадрахолле было не протолкнуться.
- Ты же знаешь, что все равно можешь контролировать это.
Багровые сумерки заполонили комнату, отсвет луны на балдахине кровати белел среди марева.
Рания и Дориан ушли с праздника раньше, сославшись на усталость. Рания не планировала ничего обсуждать и не ожидала подобных слов. Дориан был абсолютно спокоен.
- Конечно.
Впервые она врала. Или - сама не знала, врала ли. В голове еще шумели зеленые кроны и она не знала, стоит ли их заглушать.
Дориан кивнул, чему-то улыбнулся, встал с кресла и вышел из покоев, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Наверное, так и должно быть.
Наверное, так и есть.
Еще минуту она смотрела на темный прямоугольник двери, а потом начала проваливаться в сон.
Змея оплетает, незаметно сжимая кольца. Одно за другим они ложатся на тебя и ты всегда пропускаешь тот момент, когда перестаешь дышать.
Ночной ли ветер разбудил ее, стуча ставнями и вздымая занавески, или же забытый сон... В полной тьме она была одна - Дориан еще не вернулся. Не до конца понятное ей сладкое чувство заполняло ее все больше и больше - неясное, томящее пение в теле. И ночной ветер звал.
Накануне, вечером, на празднике, она получила письмо, которому не придала большого значения. В письме упоминалась одна из террас замка - уединенное место с видом на море, продуваемое ветрами.
Соскользнув с кровати и накинув тяжелый плащ, она направилась к двери.
Хэлл был здесь, как и следовало из записки. Стоя у перил и глядя на глубокую синеву ночного моря, полуприкрыв глаза, он будто жадно вдыхал воздух и не мог надышаться. Заслышав легкие шаги, он обернулся одним резким движением, словно из последних сил, и - заметно пошатнулся.
Рания опустила взгляд ниже и увидела на его животе расползающееся пятно крови. И в центре его - глубокую и широкую дыру, чуть ли не проходящую насквозь. Бросив на Ранию последний взгляд, он упал.
Отупело постояв минуту, Рания развернулась и двинулась прочь.
Расплаты не существует. Кары не существует. Существует только тот, кто сильнее.
- Убрать труп.
- Да че ему будет, он же труп!
- Его заметят и у нас будут проблемы.
- Сам скоро истлеет!
- Пока не истлеет - его заметят.
Дверь в зал, в котором заперлись Темные, распахнулась.
- Что-то ты слишком раскомандовалась для только что потерявшей любовника, Рания.
Вошедший в зал Дориан гордо и спокойно прошествовал на свое законное место и как ни в чем ни бывало уселся в высокое кресло.
- Ты!, - Рания указала в него пальцем, - С чего ты взял, что можешь убивать кого заблагорассудится?
- Хороший вопрос. Мы думали, это только тебе можно, - послышалось саркастичное замечание откуда-то из толпы Темных. На свое благо, больше говоривший ничем себя не выдал.
- Я захотел, - громко и четко ответил Дориан, подождав, пока шумиха среди Темных утихнет, - И я убил.
Рания попыталась что-то возразить, или возмутиться, однако не успела. Одобрительные выкрики Темных теперь можно было прекратить только силой.
- Ты вернешь его, - так же, не дрогнув, отрезала Рания, не отрывая глаз от Дориана, - И очень скоро. Нельзя допустить новой вражды с Высшими, тем более сейчас!
- Ну разумеется, - Дориан даже и не думал убирать с лица ухмылку, - Раз наша королева приказывает... Это я могу исполнить.
Встав с кресла и проходя мимо Рании, он задержался рядом, говоря ей почти на ухо, хотя его слов и так никто больше не услышал бы в поднявшемся шуме:
- Неужели ты думала, что я спущу это с рук вам обоим? Ты ведь прекрасно знаешь, что меня нельзя... злить.
С этими словами Дориан придвинулся к ней почти вплотную, обжигая дыханием ее шею и вдыхая запах ее волос.
- От тебя воняет им, - бросил он сквозь зубы. И было непонятно, чего больше в этой фразе - презрения или вожделения.
Следующий день был наполнен мелкими и не очень хлопотами. Утихомирить Темных и утихомирить Высших. Хэлла пока почти никто не хватился, и даже никто не заметил тела, а вот с первым пунктом было сложнее. Взамен ожидаемых воплей в адрес Рании возникли вопли на тему, кто тут самый крутой и кто нагнет остальных. Слишком громкие эпизоды, а так же причину воплей стоило замять. Дориан удалился заниматься воскрешением - дело не долгое - всего то вытащить из Клиники, но вот пропал он почему-то надолго. Новый вечер Рания встретила одна. И она была голодна. Чертовски голодна. В ее ушах стоял шепот Дориана и эту заразу можно было даже не пытаться вытравить.
Не скрываться за тоской. Не искать оправданий. Не таить ненависти. Не пытаться обуздать страсть. Кристальная честность и абсолютная чистота - в самом эпицентре смерча.
Дориан пришел молча и, так же молча, игнорируя вопросы об успешности предприятия, просто встал напротив нее. Ни разу не меняя лица, не отводя взгляда, не давая возможности оторвать взгляда, лишь поводя головой в бок - изучая, читая, насквозь. Попытки что-то выпытать вскоре прекратились. Осталась одна ядовитая зелень, глядящая друг на друга. Так завораживает взгляд змеи.
Таким взглядом он доводит до паники на ровном месте и убивает, всего лишь моргая - но не ее. Ее он лишь обездвиживает, делая послушной, податливой - впрыскивая яд.
- Не находишь ли ты, - прошептал от спустя время еле слышно, четко разделяя слова, - Что принадлежишь мне целиком и полностью?
Рания промолчала и лишь кратко выдохнула из разомкнутых губ, не в силах выдерживать напряжение. Тягучее ощущение в теле приближалось к невыносимому. Она прекрасно понимала, что он не использует никаких чар, и что, да, принадлежит.
Она резко метнулась вперед, желая вцепиться в его губы, но, была остановлена сильной рукой, сжавшей ее шею и держащей на дистанции.
- Теперь ты хочешь меня?
Даже если бы она могла - она бы не ответила. Она могла лишь мелко дрожать и неотрывно смотреть в змеиные глаза с пульсирующим вертикальным зрачком. Однако, ответ, сказанный вслух, был и не нужен.
- Тебе придется подождать.
Она не успела среагировать, когда крепкая веревка плотно обвила ее руки, ловко отведенные за спину и она оказалась привязана к высокому столбу кровати.
Дориан, довольно хмыкнув, двинулся на выход.
Когда он вышел, Рания коротко и тихо рыкнула и бросила что-то нецензурное.
Порвать путы - две секунды и до смешного просто, если всерьез заняться этим. Но - она собиралась играть эту игру до конца. Она хотела этого.
Он вернулся часом позже или двумя часами, а может шестью - она не знала. Напряжение, пронизывающее тело безумным сладострастием и дикой, холодной дрожью, не спадало. Оно никогда не спадает.
Приблизившись к ней максимально, но все же не касаясь, и не давая касаться ей, он оставлял на ее коже горячее дыхание, вдыхал ее запах и уничтожал своим. Жар кожи ощущался даже без прикосновений и это еще больше приводило ее в исступление. Она даже была готова разорвать чертову веревку, хотя и прекрасна знала, что за этим последует сдерживание помощнее. Так хотелось вцепиться... разорвать на части или быть разорванной. Выпуская не только исступление, но и ненависть. Сполна, без остатка.
Безумный и почти осуществившийся порыв был прерван внезапно для обоих - скрипнула дверь и в покоях оказалась Аэлин, залетевшая стремительно и никак не ожидавшая увидеть разворачивающуюся сцену. И сцены-то, как таковой, не было - стоящие друг напротив друга Идалир - но вот фон, заполнивший и разрывающий комнату, почти сшиб ее с ног.
- Твою мать..., - обратилась она неизвестно к кому, - Чертовы ублюдки...
- Задержись.
Дориан обернулся и обратился к Аэлин, уже торопившейся покинуть помещение. Тон был приказным.
Понимающая что крупно попала и даже не известно на что - на расправу или на какую-то изощренную оргию, Аэлин покорно остановилась, обернулась и затравленно взглянула на Дориана, уже приближающегося к ней. Тот же, наоборот, не выражал абсолютно никакой угрозы, двигаясь неторопливо и спокойно прищурив глаза.
Обойдя ее по кругу, в полумраке, он остановился сзади, прижав ее к себе. Он ослаблял и усиливал хватку, играя, словно кошка с мышью - убежит или нет? Его руки гуляли по ее телу, нигде не задерживаясь дольше, чем нужно чтобы она привыкла к прикосновению.
Рания неотрывно следила за ним, почти задыхаясь от голода и гнева. "Только посмей". И мгновеньем позже она услышала сдавленный выдох Аэлин, когда одна рука Дориана скользнула к ее промежности.
Рания не понимала, отчего Аэлин прикрывает глаза - от смущения, или же от удовольствия, все же победившего смущение. Сейчас она была готова уничтожить их обоих - так же сильно, как и готова была оставаться привязанной к чертовому столбу вечность.
Руки, гулявшие по телу, скомкали подол длинного платья и движения пальцев затерялись в его складках. Впрочем, Дориан не ограничился пальцами и минуту спустя Аэлин издала тихий стон, вцепляясь в его руку на ее талии, чтобы удержать равновесие. Спасения от нарастающего ада не было нигде - острые зубы уже впились в шею, а прямо перед собой она видела полыхающий взгляд Рании.
- Ты издеваешься, - полу-проговорила, полу-прорычала Рания, когда все закончилось и Аэлин ушла собирать мозги обратно в кучу и утихомиривать тряску.
- Разве что совсем немного, - беззаботно ответил Дориан, наблюдая, как капля пота стекает по ее лицу.
Вместо ответа Рания стиснула зубы и мотнула головой.
- А знаешь..., - продолжил Дориан, снова подходя к ней ближе и дразня, - Может быть ты и права. И это пора прекращать.
Рания даже не успела собраться с мыслями и подобрать ответ, когда Дориан уже снова ушел из покоев.
Она уже всерьез думала рвать веревку. Она сжимала кулаки до крови, не позволяя себе делать этого. Она была на пределе.
Но, дверь распахнулась и в нее полу-вошел полу-влетел Хэлл, не иначе как ускоренный мотивирующим пинком.
Это уже точно было последней каплей.
Хэлл, увидев Ранию, изменился в лице и, резко развернулся к Дориану, входящему следом.
- Как это понимать?!, - прошипел он, сразу забыв, каким образом он сюда попал и готовый нападать.
Не ответив ни слова, Дориан так же невозмутимо прошествовал мимо него и внимательно вгляделся в глаза Рании, будто ища там слова, что она силится не высказывать.
- Вот твоя ручная зверушка, - шутливо указал он на Хэлла, - Прибыла. Могу оставить вас здесь вдвоем, хочешь? Он тебя освободит и все такое...
Рания медленно перевела на него глаза. Ее безумный взгляд был лучше любого ответа.
Дориан медленно завел руку ей за спину. Один миг - и она почуяла, как опадает держащая ее веревка. Как к пальцам возвращается чувствительность. Как кровь пульсирует с удвоенной силой, как мозг взрывается, как ее поглощает кислотная, ядовитая зелень, как близки растянутые в ухмылке губы, как все же трясет его самого... Капли крови из прокушенных моментально губ окропили пол; когти прорывались под клочки разорванной одежды, достигая жаждущей кожи, впиваясь в нее так глубоко, как хватало сил; рука вцепилась в волосы, сжимая их мертвой хваткой, не давай ни малейшего шанса шевельнуться, отвести голову, вырваться из поцелуя...
И все же, Дориан сумел ухватить долю свободы и обернулся к двери, где застыл Хэлл, про которого уже напрочь забыла Рания.
- Выйдешь - или нам продолжать при тебе?
Больше ничего сказать и сделать он не успел.
четверг, 28 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
среда, 27 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
вторник, 26 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Но если примешь неравный бой,
Я молча встану рядом с тобой
И будем мы одним разящим насмерть клинком,
Мой враг.
Я молча встану рядом с тобой
И будем мы одним разящим насмерть клинком,
Мой враг.
Есть дорога, широкая и длинная. По одну ее сторону разместились высотные дома, и, если пройти вниз под гору, то и магазины, в которых торгуют хуй пойми чем, непонятно зачем и непонятно с кем. Там у меня вечно возникали стычки с хозяевами магазинов, хотя сути уже и не помню.
А по другую сторону дороги - большой и плоский сквер без деревьев, с лавками и паутинами тропинок. За ним, по диагонали влево - всегда ночь и свет от земли. Кусочек Полнолуния. Совсем маленький. Одна остановка, один ларек, пара местных людишек. Тихое место, спокойное. Но маленькое.
Дальше, прямо за ним и за стеной редких деревьев - самое интересное. Одноэтажное здание, вроде бы каменное или кирпичное, но обшитое деревом даже снаружи. Дерево старое, выкрашенное в какой-то непонятный блеклый цвет и краска местами облупившаяся. Здание длинное как пиздец - чтобы обойти его вокруг, придется поднапрячься. Да еще и обрыв местами на подходах - приходится обходить еще и его, потому что карабкаться по нему вверх ну точно уебешься. Окна заколочены или заставлены металличекими решетками - не пролезешь. Вроде бы такая срань, а не подобраться. Дверь всего одна, и, благо, меня забрасывало всегда рядом с ней. Каменное крыльцо с парой ступенек. Это больница. Вроде бы, детская. Стационар. Когда-то там бегали пиздюки (а может ходили или ползали), теперь там нет никого.
Здание само по себе нагоняет тоску, пока разглядываешь его через заросли, а внутри еще жутче. Света там нет. Поэтому приходила я туда всегда днем - хоть что-то пробивалось в окна. Иногда я видела и детей - они катались на трехколесных великах по коридорам, носились с оторванными кукольными головами, ржали за стенами и вообще были омерзительны. Ну то есть не они - их остаток.
Первый раз я искала там какое-то кольцо, шибко нужное мне по подсказке одного... одного. Оно служило, вроде бы, для управления кем-то и было посеяно в больнице кем-то из сотрудников. Бесполезный кусочек дерьма, как оказалось позже. Столько мук за нихуя.
Второй раз я решила обойти здание по периметру и именно тогда нашла ядро этого места. Недалеко от восточной стены начиналась лестница, ведущая наверх, на холм рядом с больницей. За холмом уже снова возникал обычный город, но среди зарослей и петляний лестницы я обнаружила что-то вроде декоративного фонтана, но заполненного песком. Такие я видела и после - их показывал мне Огненный. Так вот, прямо по центру давно брошенного фонтана, на поверхности песка, лежал тяжелый темно-серый камушек, идеально круглый и блестящий. Металлический, скорее всего. Тогда я не придала ему большого значения - а зря.
В третий раз где-то рядом ошивалась Дайна, и, скорее всего, кого-то пиздила, потому что даже на улице погасло солнце, небо стало слишком ярко-синим, а потом нахлобучило и фонари. Кромешная синяя тьма, лежащая повсеместно. Воздух стал свежим и густо наполнился запахом озона. Паникующие люди пару раз пробежали мимо, торопясь по домам. Судя по их причитаниям, обесточило весь город. Я сидела на высоком крыльце больницы, пытаясь сориентироваться и ожидая, когда же уже разразится молния. Молнии я так и не дождалась - видимо, Дайна все же была слишком далеко.
Давно же это было...
Не думала, что когда-нибудь еще окажусь там снова.
Хэлл примчался к нам и заявил, что нам с ним срочно надо куда-то идти. Естественно, до этого он минут десять орал об этом в сети, предупреждая о своем приходе, иначе хер бы его впустили.
Дориан удачно оказался рядом, было кого оставить координировать. Я думала, он обязательно отпустит какой-нибудь ядовитый комментарий по поводу белобрысой падали, но - он не стал. И более того, одобрил. Просто сказал мне "Иди", сверля меня странным взглядом. В тот момент, кажется, я одна не понимала, что происходит. А эти двое все прекрасно знали. Неизвестно когда успевшие сговориться ублюдки.
Хэлл учуял место, хорошее место, отличное место, поразительное место - одну из баз Эстер, даже орал что чуть ли не самую главную. Даже нашел путь. И туда даже можно было добраться.
Я взяла с Дориана тысячу обещаний, что он не облажается с координированием, сто раз мысленно с ним попрощалась, заявила Хэллу "сдохнешь - сам виноват" и мы отправились. А детям решили ничего не говорить - нечего поднимать панику.
Переход занял всего то пару секунд, а вот тряхнуло основательно. Когда пыль осела и взгляд прояснился, я с досадой обнаружила, что пытаюсь встать с земли ебаного плоского сквера, изьеденного тропинками. В тот момент в голове пролетели все воспоминания об этом месте. И негодование. Я же была здесь! Какого черта я не отправила его в небытие сразу! Как не узнала, чье оно...
Хэлл оклемался быстрее. Он уже принюхивался к воздуху и заявлял, что что-то не так. Я заверила его, что тут всё не так и в этом нет ничего удивительно, быстро поведала ему о "чертовой знакомой резервации" и помчалась к ебаному фонтану. Камня там уже, конечно же, не было.
Хэлл ждал меня все там же и продолжал изучать воздух на предмет инородных примесей, и, он не так уж и ошибался. Со стороны дороги через пыльный туман начали проступать очертания - и их было много.
Первые. Полным составом.
Муния втирала что-то о том, что она обещала прийти - и вот она тут. Что они готовы вступить в борьбу. Что их силы велики и она вверяет их мне.
Мою голову сдавливало неведомым обручем, перед глазами плясали цветные пятна, я не могла сосредоточиться. А потом понимание начало приходить, как струя ледяной воды, ударившая в горячий болезненный лоб. Жаль, что поздно.
Оказаться здесь снова - странно. Видеть здесь Первых - еще более странно. А вот то, что Первые - всего лишь умелая иллюзия Эстер, и даже фон от них правдоподобный... что ж, это было как раз предсказуемо.
И, мы были уже окружены ими. Сквер заполнился целиком, и даже более. Хэлл улыбался и отвечал им. Одна лишняя мысль - и нас разорвут.
Я врубила сеть, подключила Хэлла и Дориана. Рявкнула первому "Заткнись и не подавай вида. Это она" и добавила Дориану "Мы в полной жопе. Молчи. Нашим - ни слова.". На все про все - пара мгновений. Одна лишь замеченная мысль...
Хэлл смекнул, и, судя по всему, начал продумывать отход. Но возможности отхода не было. Это я видела как день.
"Объединяемся" - скомандовала я ему по сети.
Хэлл обернулся и тупо уставился на меня, забыв и про Первых, и про сеть. Я и сама в тот момент молила о том, чтоб это был всего лишь сраный сон.
Идалир умеют объединять Души, и не только друг с другом - усиливаясь при этом многократно. Иного выхода у нас не было.
"Иначе сгинем оба" - подстегнула я Хэлла.
Избегать лишних взглядов и прикосновений - и теперь чувствовать избегаемого как самого себя, внутри себя, вокруг себя, собой. На такое мы были не готовы - и это уже происходило. Благо, я успела отключиться от Дориана.
"Первые" почуяли подвох сразу же и разговоры оборвались, кольцо сомкнулось плотнее, ощетинилось вспышками и лезвиями. Эстер больше не таилась.
Происходящее тогда я помню смутно - оно заплыло туманом, утонуло в сумасшедших цветных пятнах, воплях и льющей на глаза крови. Помню, как засиял узор на коже и я разила, выжимая всю силу из сущности Идалир, стискивала зубы, чтобы их не вынесло встречными ударами, и - не боясь задеть бившегося рядом со мной, ставшего со мной одним целым.
В ушах стоял непрекращающийся, какофоничный гул и скрежет - Эстер разила так же, не уступая. В какой-то момент разум отключился совсем.
Не знаю через какое время, но толпы "Первых" начали рядеть. Кажется, они больше отступали, чем умирали. Они ошибались. Знали бы они, что поднажать осталось совсем немного... Эстер еще не видела силы Идалир, и она смутила ее.
Однако, мы уже были измождены. Мы почти умирали. Я пропускала удары. Слишком много раз пропускала... Смерть уже пронеслась перед глазами - вечный плен в руках Эстер и вечное небытие для остальных. И тут к нам подключилась сеть.
Можно было бы сказать, что Дориан выбрал не лучшее время для разговора, но - он не собирался разговаривать. Он явился самолично. Как он нашел путь - тогда я не предполагала и приняла его за бредовую предсмертную галлюцинацию. Он возник за спиной Хэлла - "Убьет", - подумала я, но вместо этого он мгновенно отразил атаку, обращенную к "белобрысой падали". В умирающую мелодию вплелась третья нота. И мелодия громом воспарила до небес.
Теперь, прояснившимся разумом, я четко видела происходящее. Чтобы добить оставшихся, понадобилось совсем немного времени. Останки "Первых" испарялись в тумане у нас под ногами и - туман рассеивался.
В последний раз оглядев усеянный выщерблинами сквер, мы, все трое, окровавленные и полуживые, рухнули на землю.
- Ядро все еще не найдено...
Я попыталась сесть, но это получалось плохо. Регенерация тут не действовала, а до резервов было не добраться. Дориан молча кивнул, тяжело дыша и отплевываясь кровью.
- Найдем.
- Ты, черт побери, оставил координирование!
Мысль прорезала разум и я даже почти нашла силы заорать.
- Там... Руфус.
- Отлично..., - протянула я, все же бросив попытки встать, - Ладно хоть не Рэд...
Хэлл молчал, старательно изображая, что все нормально, хотя уже залил кровищей все вокруг.
- Надо возвращаться... Рания... слышишь?
Я молча мотнула головой и закрыла глаза.
- Невозможно. Мы там сдохнем. Надо отдохнуть. Срочно... Надо в город.
Оказавшись в нашей комнате в "Ветре", первым делом я связалась с Руфусом и потребовала доложить обстановку. Потом удержалась от желания сожрать цветочный горшок вместе с землей и вылакала несколько бутылок зеленой бодрящей дряни. Сказать что она не взбодрила - ничего не сказать. Дориан первым же делом рухнул на кровать, проигнортровав мои попытки исцелиться. Потом открыл глаза, посмотрел на Хэлла, попавшего сюда вместе с нами, и, указав тому на кресло, сказал "Сядь", после чего снова отрубился. Это было его первое доброе слово, сказанное белобрысой падали.
- Займись ядром. Попробуй найти его через путь, который обнаружил. У тебя самая лучшая связь с ним.
Хэлл мрачно кивнул. Мы уже успели более-менее оклематься и начали как минимум соображать.
- Ты, - я повернулась к Дориану, - Найди нам еще резервы. Где хочешь, но найди. С нынешними второй такой бойни мы не перенесем, - я старалась бодриться и просто излагать факт, но понимала, насколько все плохо. Это уничтожало, - Я возвращаюсь назад, сменю Руфуса.
Дориан и Хэлл ушли сразу же, а вот я не торопилась. Я хотела отыскать Дженову и дать ей пинка - других она слушать бы просто не стала. Впрочем, делать это я не торопилась тоже. Мы залечили самые тяжелые раны своими силами, чисто чтоб не сдохнуть, больше сил решили не тратить. Они пригодятся.
Болело всё.
"Руфус, - мысленно проговорила я через связь, - Открой нам проход в город. Всем нам."
"Вы еще не потерпели поражение", - сухо ответил он, уже оповещенный о последних событиях.
Какое-то время я молчала.
"Если все пойдет так же... Оно не за горами. Нам вскоре может понадобиться убежище".
Целую ночь я моталась по городу, ожидая естественного заживления ран и дыша его воздухом. Обозревала с улицы громаду "Ветра" и пыталась представить, как миллионы нас вливаются в улицы города, заполоняя их. Как город пытается отрыгнуть нас обратно, не выдержав напора. Мы приживемся со временем, конечно же...
Неужели это место станет для нас домом окончательно?
Позволю ли я Эстер оставить нам лишь это место?
Позволю ли я?
Нет, этого я не могла допустить.
понедельник, 25 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Тебе больше не нужно повода,
Хлад могильный тут ни при чем,
Ты ведь больше не ищешь Города,
Город сам в тебе заточен.
По ступеням, а не по лестницам
Скрип шагов прогибает тьму,
Так спускаются в неизвестное,
Только ты не рад никому.
Эта музыка полуслышная
Здесь звучит от двери до двери,
И потянет вдруг гниль камышная,
А за нею крадемся мы!..
Тебе больше не нужно повода
В лабиринт из стен заключен,
Ты идешь на изнанку Города,
Дом в тебе как гвоздь заточен.
Лес пробудится стаей шорохов,
Ты почувствуешь его взгляд,
Стены сброшены среди морока,
Если страшно - катись назад!
Или вздох болот напоит тебя,
Или свет ручья заманит к себе,
Или станут деревья твои друзья,
Или страх переделает твой удел.
Дому больше не нужно повода,
Ты извне вовне заключен,
Ты узнаешь всю цену голода -
Это Дом в тебе заточен.
То, что явным было - теперь лишь дым,
Ты закрыл глаза и открыл глаза,
Ты уже не помнишь себя другим
И уже не знаешь пути назад.
Можно выйти в ночь,
Можно прыгнуть в свет,
Можно нож точить о кирпич стены,
Но ключи не смогут открыть ответ,
Почему реальность уходит в сны.
Ты на той дороге - ни жив ни мертв,
ты отведал зелья густой мотив.
И теперь ты полон его даров,
Что твои навечно и не спросив.
Там, где пыль блестит, как драконий смех,
там, где ты еще не знаком с собой,
Там, где в окнах крадется заклятый Лес,
Там, куда уходишь еще живой.
Дому больше не нужно повода,
Хлад могильный тут ни при чем,
Ты не ищешь, но знаешь многое,
Дом твой сам в тебе заточен.
Тебе больше не нужно повода,
В лабиринт из стен заключен,
Ты не ищешь, но знаешь многое -
Дом в тебе как гвоздь заточен...
Хлад могильный тут ни при чем,
Ты ведь больше не ищешь Города,
Город сам в тебе заточен.
По ступеням, а не по лестницам
Скрип шагов прогибает тьму,
Так спускаются в неизвестное,
Только ты не рад никому.
Эта музыка полуслышная
Здесь звучит от двери до двери,
И потянет вдруг гниль камышная,
А за нею крадемся мы!..
Тебе больше не нужно повода
В лабиринт из стен заключен,
Ты идешь на изнанку Города,
Дом в тебе как гвоздь заточен.
Лес пробудится стаей шорохов,
Ты почувствуешь его взгляд,
Стены сброшены среди морока,
Если страшно - катись назад!
Или вздох болот напоит тебя,
Или свет ручья заманит к себе,
Или станут деревья твои друзья,
Или страх переделает твой удел.
Дому больше не нужно повода,
Ты извне вовне заключен,
Ты узнаешь всю цену голода -
Это Дом в тебе заточен.
То, что явным было - теперь лишь дым,
Ты закрыл глаза и открыл глаза,
Ты уже не помнишь себя другим
И уже не знаешь пути назад.
Можно выйти в ночь,
Можно прыгнуть в свет,
Можно нож точить о кирпич стены,
Но ключи не смогут открыть ответ,
Почему реальность уходит в сны.
Ты на той дороге - ни жив ни мертв,
ты отведал зелья густой мотив.
И теперь ты полон его даров,
Что твои навечно и не спросив.
Там, где пыль блестит, как драконий смех,
там, где ты еще не знаком с собой,
Там, где в окнах крадется заклятый Лес,
Там, куда уходишь еще живой.
Дому больше не нужно повода,
Хлад могильный тут ни при чем,
Ты не ищешь, но знаешь многое,
Дом твой сам в тебе заточен.
Тебе больше не нужно повода,
В лабиринт из стен заключен,
Ты не ищешь, но знаешь многое -
Дом в тебе как гвоздь заточен...
воскресенье, 24 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Куда ни плюнь, везде некроманты. В последнее время они преследуют меня. Чет как-то дохуя их. Даже когда мне говорят "смотри какая смешная картинка вк" - там тоже оказываются некроманты. И я такая ржу, тип правда смешно, а сама думаю: "реально, шестнадцатый раз за день?". Ненавижу ебаных некромантов. Даже в резервациях некроманты! Даже... ой всё.
Что ты хочешь сказать мне этим напоследок, мир ебаный? Я внемлю, но нихера не понимаю.
Что ты хочешь сказать мне этим напоследок, мир ебаный? Я внемлю, но нихера не понимаю.
суббота, 23 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Твои слова для меня пустяк,
Ты для меня самый злейший враг.
Ты мой соперник и я тебе
При встрече не дам руки.
И ты не жди что будет ничья,
Ведь если нежусь я у ручья,
Тебе глаза выжигают в пустыне
Злые пески.
Когда не греет дырявый плащ, а ты устал и хочешь тепла,
Ты знай, что я сижу в кабаке с кувшином вина, мой враг.
А если ночь застала в пути и хлещет дождь, и ветер свистит,
Ты будь уверен, что надо мною светит луна.
Найдешь невесту - я уведу,
Ты это сразу имей в виду,
А если ты вдруг захочешь мне отомстить,
Мой враг,
Твоя стрела не найдет меня,
Мой конь быстрей твоего коня,
И даже ведьма тебе помочь не сможет,
Чудак.
Но если примешь неравный бой,
Я молча встану рядом с тобой
И будем мы одним разящим насмерть клинком,
Мой враг.
Но ты не спрашивай, почему,
Ведь я и сам себя не пойму,
Я только знаю, точно знаю, что это так.
Ты для меня самый злейший враг.
Ты мой соперник и я тебе
При встрече не дам руки.
И ты не жди что будет ничья,
Ведь если нежусь я у ручья,
Тебе глаза выжигают в пустыне
Злые пески.
Когда не греет дырявый плащ, а ты устал и хочешь тепла,
Ты знай, что я сижу в кабаке с кувшином вина, мой враг.
А если ночь застала в пути и хлещет дождь, и ветер свистит,
Ты будь уверен, что надо мною светит луна.
Найдешь невесту - я уведу,
Ты это сразу имей в виду,
А если ты вдруг захочешь мне отомстить,
Мой враг,
Твоя стрела не найдет меня,
Мой конь быстрей твоего коня,
И даже ведьма тебе помочь не сможет,
Чудак.
Но если примешь неравный бой,
Я молча встану рядом с тобой
И будем мы одним разящим насмерть клинком,
Мой враг.
Но ты не спрашивай, почему,
Ведь я и сам себя не пойму,
Я только знаю, точно знаю, что это так.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
15.07.15
В тишине трескается стекло и тонкие струйки стекают по рукам, на пол осыпается сияющий порошок. Тишина требует, чтобы ее разорвали.
Вина всегда больше, чем выпивается. Мы пьянеем гораздо раньше, да так, что страшно. Мы пьянеем мгновенно, стоит только вдохнуть дым, сплетенный с холодным воздухом. Мы пьянеем, и, неровными шагами пускаемся в танец.
"А теперь послушайте историю о том, как все было на самом деле".
Все рассаживаются вокруг костра и затаивают дыхание. Это история, от которой можно плакать, но никто не плачет. Все смотрят прямо в огонь и он сушит их слезы.
"Если ты позовешь, он придет. Сегодня они все приходят".
Кто-то застывает раньше других. Вглядываясь в пламя, забывает себя и всех, глаза его стекленеют и обращаются в сияющие камни. Тянет руки к огню, шепчет, подавляя ком в горле и - уже не боится.
Сухая трава колет спину - другой лежит, растянувшись на земле и наблюдает, как черный дым струится в небо причудливыми фигурами. У земли холоднее - здесь ветер овевает лицо, здесь лучше слышны песни - они стучат по костям неповторимым гулом. Словно из-под земли.
Кто-то не может выпутаться из танца, намертво заблудившись в нем, всё кружа и кружа вокруг костра, всё сужая круги...
А кто-то, ни разу так и не сдвинувшись с места, не останавливает повествование ни нам миг, вплетая его в песню, шутя опасно и надменно, рассказывает в лицах и всем кажется, что лица его меняются.
Дым полностью заполняет легкие, голову жжет холод, ноги ступают по углям, тело невесомо - его нет. Вино льет по коже вверх, взлетая в небо, расцветая там вместе с ярчайшими искрами.
В тишине трескается стекло и тонкие струйки стекают по рукам, на пол осыпается сияющий порошок. Тишина требует, чтобы ее разорвали.
Вина всегда больше, чем выпивается. Мы пьянеем гораздо раньше, да так, что страшно. Мы пьянеем мгновенно, стоит только вдохнуть дым, сплетенный с холодным воздухом. Мы пьянеем, и, неровными шагами пускаемся в танец.
"А теперь послушайте историю о том, как все было на самом деле".
Все рассаживаются вокруг костра и затаивают дыхание. Это история, от которой можно плакать, но никто не плачет. Все смотрят прямо в огонь и он сушит их слезы.
"Если ты позовешь, он придет. Сегодня они все приходят".
Кто-то застывает раньше других. Вглядываясь в пламя, забывает себя и всех, глаза его стекленеют и обращаются в сияющие камни. Тянет руки к огню, шепчет, подавляя ком в горле и - уже не боится.
Сухая трава колет спину - другой лежит, растянувшись на земле и наблюдает, как черный дым струится в небо причудливыми фигурами. У земли холоднее - здесь ветер овевает лицо, здесь лучше слышны песни - они стучат по костям неповторимым гулом. Словно из-под земли.
Кто-то не может выпутаться из танца, намертво заблудившись в нем, всё кружа и кружа вокруг костра, всё сужая круги...
А кто-то, ни разу так и не сдвинувшись с места, не останавливает повествование ни нам миг, вплетая его в песню, шутя опасно и надменно, рассказывает в лицах и всем кажется, что лица его меняются.
Дым полностью заполняет легкие, голову жжет холод, ноги ступают по углям, тело невесомо - его нет. Вино льет по коже вверх, взлетая в небо, расцветая там вместе с ярчайшими искрами.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
22.04.2016 в 15:19
Пишет |Nyarlathotep|:Из Подслушано:
У меня три китайских хохлатых собачки...было...до недавних пор. Гуляла с ними в парке, поводок ослабила, тут одна из них подобрала какую-то дрянь и я к ней наклонилась, чтобы отнять, а другая забежала мне за спину. Слышу скулёж, оборачиваюсь и вижу как в самом кошмарном сне, мелкий ушлепок лет 5-6 с кирпичей в руке бьет по голове мою собаку, самую маленькую. Хруст, кровь, судороги, я с криками кидаюсь на малолетнего ублюдка, тут подбегает его мамаша, оттаскивает меня и говорит: "чего разоралась, это же всего лишь животное, новую заведешь". Я в истерике бегу в ветеринарку, собачку уже не спасти и пришлось усыпить, ревела несколько дней, мечтала отомстить этим мразям. И вот где-то через неделю я по работе еду снимать аварию (я оператор новостей), и вижу ту самую суку, зареванную и опухшую, ее мелкого сбил пьяный водитель на большой скорости, он в реанимации, не факт, что выживет. Ведущая берет у нее интервью, она истерит и орет, проклинает водителя, рыдает. Отсняли, тут подхожу я (из-за камеры она меня не видела) и говорю "что ты разоралась как блаженная, это же всего лишь ребенок, нового родишь". И рассмеялась ей в лицо. Ни сколько не стыдно. Таким мразям поделом, а мне хоть какая-то отдушина после убийства моей малютки.
(с)
Так вот, под такими постами всегда туева хуча срача. Мол, как вы можете, то же ребенок человечий, а то собака собачья!
Но вот мы с Дарвином вообще считаем, что смерть долбоеба так или иначе дает больше плюсов в генофонд, чем минусов. А мы с ним очень переживаем зе генофонд человечества, потому что в скором будущем ему настанет совсем уж печалька.
Нет, я как бы понимаю момент, когда тупая мелкая собачка на тебя бросается и с лаем прыгает вокруг, таких иногда и пнуть хочется, но умные хозяева обычно усмиряют питомца до того, как он кого-то взбесил.
А тут? Ну серьезно, блядский ребенок просто взял кирпич и замочил собаку?
В общем, я страшно рада за конец истории. Женщине реально очень свезло.
Не очень понимаю, почему жизнь человечья должна априори цениться больше любой другой. Разве что лишился мир еще одного продавца-консультанта где-нибудь в Меге. Это, конечно, очень прискорбно.
URL записиУ меня три китайских хохлатых собачки...было...до недавних пор. Гуляла с ними в парке, поводок ослабила, тут одна из них подобрала какую-то дрянь и я к ней наклонилась, чтобы отнять, а другая забежала мне за спину. Слышу скулёж, оборачиваюсь и вижу как в самом кошмарном сне, мелкий ушлепок лет 5-6 с кирпичей в руке бьет по голове мою собаку, самую маленькую. Хруст, кровь, судороги, я с криками кидаюсь на малолетнего ублюдка, тут подбегает его мамаша, оттаскивает меня и говорит: "чего разоралась, это же всего лишь животное, новую заведешь". Я в истерике бегу в ветеринарку, собачку уже не спасти и пришлось усыпить, ревела несколько дней, мечтала отомстить этим мразям. И вот где-то через неделю я по работе еду снимать аварию (я оператор новостей), и вижу ту самую суку, зареванную и опухшую, ее мелкого сбил пьяный водитель на большой скорости, он в реанимации, не факт, что выживет. Ведущая берет у нее интервью, она истерит и орет, проклинает водителя, рыдает. Отсняли, тут подхожу я (из-за камеры она меня не видела) и говорю "что ты разоралась как блаженная, это же всего лишь ребенок, нового родишь". И рассмеялась ей в лицо. Ни сколько не стыдно. Таким мразям поделом, а мне хоть какая-то отдушина после убийства моей малютки.
(с)
Так вот, под такими постами всегда туева хуча срача. Мол, как вы можете, то же ребенок человечий, а то собака собачья!
Но вот мы с Дарвином вообще считаем, что смерть долбоеба так или иначе дает больше плюсов в генофонд, чем минусов. А мы с ним очень переживаем зе генофонд человечества, потому что в скором будущем ему настанет совсем уж печалька.
Нет, я как бы понимаю момент, когда тупая мелкая собачка на тебя бросается и с лаем прыгает вокруг, таких иногда и пнуть хочется, но умные хозяева обычно усмиряют питомца до того, как он кого-то взбесил.
А тут? Ну серьезно, блядский ребенок просто взял кирпич и замочил собаку?
В общем, я страшно рада за конец истории. Женщине реально очень свезло.
Не очень понимаю, почему жизнь человечья должна априори цениться больше любой другой. Разве что лишился мир еще одного продавца-консультанта где-нибудь в Меге. Это, конечно, очень прискорбно.
понедельник, 18 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Остыли трупы и кругом кровища,
А я кровищи не боюсь.
Миной кораблю пробило днище,
Миной кораблю пробило днище,
Кони плавают, а я смеюсь!
(с)
А я кровищи не боюсь.
Миной кораблю пробило днище,
Миной кораблю пробило днище,
Кони плавают, а я смеюсь!
(с)
воскресенье, 17 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Умереть невозможно. Испугаться, впасть в панику, в исступление, подойти к грани, оказаться погребенным под горем, увязнуть в грязи - сколько угодно, а умереть - невозможно.
Нас пугают этим, ждут - либо мы сойдем с ума и покоримся, либо умрем. И то и другое будет тем, что они запланировали. То, что они уже неоднократно проворачивали. Вот сейчас, еще немного, еще чуть-чуть надавить - и готово. Мы и сами в это верим. Сейчас, уже скоро. Но, с ума мы сошли уже, а умереть - невозможно.
И мы шатаемся по грани, клонясь то в одну, то в другую сторону. Безумие-смерть. Смерть-безумие. Но мы все же стоим на ней.
Ночное поселение затихает по мере того, как я иду все дальше. Огни и грохот музыки остались за спиной, как и люди. Мои остались где-то там, им весело, мне тоже, но я ухожу. Продвигаюсь мимо коробок деревянных домов - в ночи, куда уже не достигает какой-либо свет, они абсолютно черные. Окна не горят нигде, людей здесь уже нет совсем. Никто не прогуливается, наслаждаясь ночной свежестью, никто не сидит на крыльце и не курит на верандах. Черные дома перемежаются темно-серыми тропинками и редкими черно-зелеными кустами.
Наш дом стоит на самом отшибе, на отдалении от остальных, на голом пустынном участке. Почти у самого дома плещется вода - река раскинулась влево и вправо. В дом заходить не спешу, вместо этого зажигаю большой светильник на столбе, к которому привязана бельевая веревка. Свет освещает столб, меня и клочок воды. Вода спокойна, тиха и похожа на зеркало, сияющее разными цветами - белесый, почти желтый у самого песка, зеленовато-голубой за ним, и, дальше - глубокий синий. Еще дальше - непроглядная тьма глубины и неба, словно черная стена. Застываю и смотрю на воду. Кажется, что она переливается блестками, словно по дну разбросаны прозрачные алмазы. Тело наполняется странной легкостью и я медленно поддаюсь ей, начиная танцевать. Тело легко подлетает над землей, забывая о гравитации и плавно опускается в нескончаемом потоке танца. Стараюсь не отрывать взгляда от воды, она гипнотизирует.
А ведь я пришла просто переодеться. Вздыхаю, усмехаюсь песку, снимаю с веревки пару шмоток и, минуя маленький пустой двор, иду в дом.
В доме еще темнее, чем на улице - свет мы так и не провели. Повсюду хлам - наши вещи, так и не вытащенные из сумок. Сами сумки мы свалили как придется и быстро ушли. Кое-где черными остовами виднеются когда-то отвалившиеся балки и останки кроватей - ремонт сделать мы тоже не сподобились. Кто умудрился перестирать одежду - понятия не имею. Раздеваюсь прямо по пути, скрипя пыльными половицами и раскидывая драные и грязные шмотки где попало, добавляя хлама. Примеряю что-то вроде кофты - не велика ли, ибо схватила первую попавшуюся. Вроде как раз. Подхожу к окну без ставен и стекол и смотрю на улицу, в сторону поселения. Огней отсюда даже не видно - сплошная ночная чернота домов и серость. Почему-то опять застываю. Нарастающая тревога не дает двинуться с места.
Не сразу замечаю машину, медленно поравнявшуюся рядом с домом и остановившуюся. Фары выключены. Внутри - один человек. Мужчина. И он пялится прямо на меня. Как он умудряется видеть меня, если в доме совершенно темно? Медленно обвожу глазами поселение, ища хоть какой-то свет. Если все спят или вообще дома пусты - мне конец.
Тем временем мужик, не выходя из машины, орет на всю округу, не стесняясь случайных свидетелей:
- Вот это сиськи!
Вспоминаю, что не застегнула кофту. Отлично. Просто отлично. А мужик тем временем вылезает из машины и обходит дом, двигаясь в сторону ворот двора. Просто шикарно. Драться с ним - не в этом случае, не здесь, не в этом теле. Бросаться в окно - чревато заразными занозами. Бежать через вход - поздно, он уже минует двор. Но все же бросаюсь к двери. Хотя бы попытаться - старая привычка, не вытравишь. Мне везет, мужик занят двором, вороша какую-то кучу хлама. Обычный мародер и хрен он клал на меня, не видя во мне угрозы или объекта для утех, по крайней мере сейчас. Или надеется, что я останусь и буду умолять его ничего не брать? Ах, мужик, если бы ты знал, что лежит в доме, ты бы не тратил время на двор... Мысленно благодарю свою удачливость и пулей выбегаю за пределы двора. Все же, драться с ним - не в этом случае. Не в этом гребаном теле. Шансов ноль. Но если я не спасу сумки - конец всему.
Бегу через темные дорожки, черные коробки домов, редкие кусты - обратно. Гонится ли он за мной? Если да, то это даже хорошо - выиграю нам время. Несусь на пределе сил, старясь не попасть ногой в яму в темноте или не запнуться о кочку. Упаду - и конец. Не успею - и конец. Догонит - тоже конец. Мысленно жаловаться на судьбу и дебильное воплощение не успеваю - мыль одна: бежать.
На всякий случай сглатываю комок ужаса, чтоб не давил голос и ору что есть силы, призывая на помощь. Может кто-то все таки есть в домах. В ответ - гробовая тишина.
Внезапно возникший передо мной свет ослепляет. И чем дальше - тем его больше. Прорываюсь сквозь толпы людей, некоторые пытаются толкаться в ответ, только замедляя меня. Бесят. Где же наши?! Неужели забылись и перебрались еще дальше, поближе к развлечениям. Нашли время, суки. Паника начинает нарастать, хотя дальше, казалось, уже некуда.
Наконец вижу Охотника.
Именно тебя-то мне и надо.
Подбегаю к нему, на долю секунды останавливаюсь, хоть как-то выравнивая сбившееся к херам дыхание и, стараясь переорать музыку, сбивчиво выговариваю:
- Там... У нас... В доме... Мужик...
Охотник не тупой. Очень не тупой. Он схватывает моментально, пулей срывается с места. Наши уже подтягиваются отовсюду и вкурившие бегут за ним. Я стараюсь не отставать.
Долгий, темный обратный пусть. Каким-то невероятным образом добегаю второй и успеваю застать кровавое месиво - взлетающее лезвие длинного ножа Охотника и ошметки мужика. Тот даже не успел вскрикнуть. Светильник на улице все еще горит.
Остальные рассеиваются где-то за спиной, не входя в круг света. У меня уже нет сил зайти в дом.
Все сумки на месте. На меня смотрят то ли осуждающе, то ли благодарно.
Охотник интересуется, как я.
Я не могу сдвинуться с места и не помню, как дышать. Пот льет ручьем и застывает коркой под прохладным ночным ветром.
Серый пыльный день где-то в городе. Полуразрушенные здания, пережившие хуеву тучу бомбежек. Со всего, что еще держится и не обрушилось, свисает покореженная арматура и прилипшие к ней глыбы бетона. Охотник откопал где-то функционирующий автомобиль и даже притащил с собой его хозяев. Хозяева были не очень-то довольны происходящим, но им некуда было деваться.
- Эти зачем?, - спрашивает кто-то из нашей толпы.
- Будут пушечным мясом, если понадобится.
- Я им не доверяю.
Охотник молчит. Ему похуй.
Наши начинают грузиться в машину.
- Ты точно едешь?, - подхожу к нему и осторожно трогаю за плечо, хотя знаю, что может вьебать.
Он переводит взгляд на меня. Кивает.
- Ты тоже едешь.
Я застываю, опешив. Так мы не договаривались.
Но, спорить бесполезно..
- И почему опять я... Черт, да она охренела там..., - пытаюсь возмущаться, но получаются только скомканные негодования.
- Не истери. Не время, - отрезает он и смотрит на меня темными глазами.
Никаких мотивирующих и ободряющих речей не будет.
Мы оба измотаны в край и я просто молча киваю.
Поездка в машине могла бы обещать хоть какой-то отдых, но оба прекрасно знали, что его не будет. Да все знали. Этих придется пустить на мясо уже на выезде из города. А потом - как-то отбиваться. Все время.
Я изымаю у Охотника последнюю сигарету и отупевшим взглядом смотрю, как в автомобиль трамбуют бесконечные сумки.
Некоторые из наших стоят поодаль и оценивающе смотрят на меня, прикидывая - сколько еще я протяну.
И только мы с Охотником знаем, что я не могу умереть. Умереть - невозможно.
Он здесь единственный в своем истинном воплощении. Он ведет. Он всегда мечтал позволить Рании быть слабой немощью, прикорнувшей на его плече - и вот, мечты сбываются.
Я паду в бездну боли и ужаса еще тысячи раз, буду пытаться разбить свою башку об асфальт, буду скулить и трястись, словлю сотни ран, миллион раз прокляну все и буду проситься обратно - но не умру.
В этом и суть пути - поэтому я и иду по этому сраному пути. Никто не знает, что цель - доставить меня к цели. Насмешка, такая насмешка...
Нас пугают этим, ждут - либо мы сойдем с ума и покоримся, либо умрем. И то и другое будет тем, что они запланировали. То, что они уже неоднократно проворачивали. Вот сейчас, еще немного, еще чуть-чуть надавить - и готово. Мы и сами в это верим. Сейчас, уже скоро. Но, с ума мы сошли уже, а умереть - невозможно.
И мы шатаемся по грани, клонясь то в одну, то в другую сторону. Безумие-смерть. Смерть-безумие. Но мы все же стоим на ней.
Ночное поселение затихает по мере того, как я иду все дальше. Огни и грохот музыки остались за спиной, как и люди. Мои остались где-то там, им весело, мне тоже, но я ухожу. Продвигаюсь мимо коробок деревянных домов - в ночи, куда уже не достигает какой-либо свет, они абсолютно черные. Окна не горят нигде, людей здесь уже нет совсем. Никто не прогуливается, наслаждаясь ночной свежестью, никто не сидит на крыльце и не курит на верандах. Черные дома перемежаются темно-серыми тропинками и редкими черно-зелеными кустами.
Наш дом стоит на самом отшибе, на отдалении от остальных, на голом пустынном участке. Почти у самого дома плещется вода - река раскинулась влево и вправо. В дом заходить не спешу, вместо этого зажигаю большой светильник на столбе, к которому привязана бельевая веревка. Свет освещает столб, меня и клочок воды. Вода спокойна, тиха и похожа на зеркало, сияющее разными цветами - белесый, почти желтый у самого песка, зеленовато-голубой за ним, и, дальше - глубокий синий. Еще дальше - непроглядная тьма глубины и неба, словно черная стена. Застываю и смотрю на воду. Кажется, что она переливается блестками, словно по дну разбросаны прозрачные алмазы. Тело наполняется странной легкостью и я медленно поддаюсь ей, начиная танцевать. Тело легко подлетает над землей, забывая о гравитации и плавно опускается в нескончаемом потоке танца. Стараюсь не отрывать взгляда от воды, она гипнотизирует.
А ведь я пришла просто переодеться. Вздыхаю, усмехаюсь песку, снимаю с веревки пару шмоток и, минуя маленький пустой двор, иду в дом.
В доме еще темнее, чем на улице - свет мы так и не провели. Повсюду хлам - наши вещи, так и не вытащенные из сумок. Сами сумки мы свалили как придется и быстро ушли. Кое-где черными остовами виднеются когда-то отвалившиеся балки и останки кроватей - ремонт сделать мы тоже не сподобились. Кто умудрился перестирать одежду - понятия не имею. Раздеваюсь прямо по пути, скрипя пыльными половицами и раскидывая драные и грязные шмотки где попало, добавляя хлама. Примеряю что-то вроде кофты - не велика ли, ибо схватила первую попавшуюся. Вроде как раз. Подхожу к окну без ставен и стекол и смотрю на улицу, в сторону поселения. Огней отсюда даже не видно - сплошная ночная чернота домов и серость. Почему-то опять застываю. Нарастающая тревога не дает двинуться с места.
Не сразу замечаю машину, медленно поравнявшуюся рядом с домом и остановившуюся. Фары выключены. Внутри - один человек. Мужчина. И он пялится прямо на меня. Как он умудряется видеть меня, если в доме совершенно темно? Медленно обвожу глазами поселение, ища хоть какой-то свет. Если все спят или вообще дома пусты - мне конец.
Тем временем мужик, не выходя из машины, орет на всю округу, не стесняясь случайных свидетелей:
- Вот это сиськи!
Вспоминаю, что не застегнула кофту. Отлично. Просто отлично. А мужик тем временем вылезает из машины и обходит дом, двигаясь в сторону ворот двора. Просто шикарно. Драться с ним - не в этом случае, не здесь, не в этом теле. Бросаться в окно - чревато заразными занозами. Бежать через вход - поздно, он уже минует двор. Но все же бросаюсь к двери. Хотя бы попытаться - старая привычка, не вытравишь. Мне везет, мужик занят двором, вороша какую-то кучу хлама. Обычный мародер и хрен он клал на меня, не видя во мне угрозы или объекта для утех, по крайней мере сейчас. Или надеется, что я останусь и буду умолять его ничего не брать? Ах, мужик, если бы ты знал, что лежит в доме, ты бы не тратил время на двор... Мысленно благодарю свою удачливость и пулей выбегаю за пределы двора. Все же, драться с ним - не в этом случае. Не в этом гребаном теле. Шансов ноль. Но если я не спасу сумки - конец всему.
Бегу через темные дорожки, черные коробки домов, редкие кусты - обратно. Гонится ли он за мной? Если да, то это даже хорошо - выиграю нам время. Несусь на пределе сил, старясь не попасть ногой в яму в темноте или не запнуться о кочку. Упаду - и конец. Не успею - и конец. Догонит - тоже конец. Мысленно жаловаться на судьбу и дебильное воплощение не успеваю - мыль одна: бежать.
На всякий случай сглатываю комок ужаса, чтоб не давил голос и ору что есть силы, призывая на помощь. Может кто-то все таки есть в домах. В ответ - гробовая тишина.
Внезапно возникший передо мной свет ослепляет. И чем дальше - тем его больше. Прорываюсь сквозь толпы людей, некоторые пытаются толкаться в ответ, только замедляя меня. Бесят. Где же наши?! Неужели забылись и перебрались еще дальше, поближе к развлечениям. Нашли время, суки. Паника начинает нарастать, хотя дальше, казалось, уже некуда.
Наконец вижу Охотника.
Именно тебя-то мне и надо.
Подбегаю к нему, на долю секунды останавливаюсь, хоть как-то выравнивая сбившееся к херам дыхание и, стараясь переорать музыку, сбивчиво выговариваю:
- Там... У нас... В доме... Мужик...
Охотник не тупой. Очень не тупой. Он схватывает моментально, пулей срывается с места. Наши уже подтягиваются отовсюду и вкурившие бегут за ним. Я стараюсь не отставать.
Долгий, темный обратный пусть. Каким-то невероятным образом добегаю второй и успеваю застать кровавое месиво - взлетающее лезвие длинного ножа Охотника и ошметки мужика. Тот даже не успел вскрикнуть. Светильник на улице все еще горит.
Остальные рассеиваются где-то за спиной, не входя в круг света. У меня уже нет сил зайти в дом.
Все сумки на месте. На меня смотрят то ли осуждающе, то ли благодарно.
Охотник интересуется, как я.
Я не могу сдвинуться с места и не помню, как дышать. Пот льет ручьем и застывает коркой под прохладным ночным ветром.
Серый пыльный день где-то в городе. Полуразрушенные здания, пережившие хуеву тучу бомбежек. Со всего, что еще держится и не обрушилось, свисает покореженная арматура и прилипшие к ней глыбы бетона. Охотник откопал где-то функционирующий автомобиль и даже притащил с собой его хозяев. Хозяева были не очень-то довольны происходящим, но им некуда было деваться.
- Эти зачем?, - спрашивает кто-то из нашей толпы.
- Будут пушечным мясом, если понадобится.
- Я им не доверяю.
Охотник молчит. Ему похуй.
Наши начинают грузиться в машину.
- Ты точно едешь?, - подхожу к нему и осторожно трогаю за плечо, хотя знаю, что может вьебать.
Он переводит взгляд на меня. Кивает.
- Ты тоже едешь.
Я застываю, опешив. Так мы не договаривались.
Но, спорить бесполезно..
- И почему опять я... Черт, да она охренела там..., - пытаюсь возмущаться, но получаются только скомканные негодования.
- Не истери. Не время, - отрезает он и смотрит на меня темными глазами.
Никаких мотивирующих и ободряющих речей не будет.
Мы оба измотаны в край и я просто молча киваю.
Поездка в машине могла бы обещать хоть какой-то отдых, но оба прекрасно знали, что его не будет. Да все знали. Этих придется пустить на мясо уже на выезде из города. А потом - как-то отбиваться. Все время.
Я изымаю у Охотника последнюю сигарету и отупевшим взглядом смотрю, как в автомобиль трамбуют бесконечные сумки.
Некоторые из наших стоят поодаль и оценивающе смотрят на меня, прикидывая - сколько еще я протяну.
И только мы с Охотником знаем, что я не могу умереть. Умереть - невозможно.
Он здесь единственный в своем истинном воплощении. Он ведет. Он всегда мечтал позволить Рании быть слабой немощью, прикорнувшей на его плече - и вот, мечты сбываются.
Я паду в бездну боли и ужаса еще тысячи раз, буду пытаться разбить свою башку об асфальт, буду скулить и трястись, словлю сотни ран, миллион раз прокляну все и буду проситься обратно - но не умру.
В этом и суть пути - поэтому я и иду по этому сраному пути. Никто не знает, что цель - доставить меня к цели. Насмешка, такая насмешка...
суббота, 16 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Сижу как идиотка в ебаном комке энергии, одна, фиг куда уйдешь. Дориан является периодически, конечно, но тут же опять убегает, что-то задумав и коварно гогоча. А ведь обещал со мной координировать, ублюдок. Хотя, координировать-то особо и не приходится - мозги у них всех что ли внезапно отросли? Даже у Дайны. Боги, от этого еще скучнее. Иногда кто-нибудь вопит в "сети", мол, "у нас тут чет происходит" и "когда резерв?". Ну так я им объясняю, что "происходит" - это нормально, и вообще я удивляюсь, как нас еще не спалили и стычки всего лишь единичные, и что резервы на подходе. Но половина все равно упорно, блять, не верит. Темные ведут себя тише всех, особенно Аэлин. По-моему, ей так же сильно, как и мне, хочется взять и уебать орущих. Высших не слышно от слова вообще. Я не знаю, что с ними сделали. Хэлл принял командование - и все, и пиздец, они заткнулись. Да у него ебаный талант!
Орут в основном Дайна и Рэн - у одной резервов нет, она страдает, вторая просто подвякивает. Переведу их в группу с Аэлин, пусть уебет их. Вот, уже начинают посещать мысли, могущие все похерить. Надо было Дориана сюда посадить.
Кстати, с такого ракурса этот мир выглядит еще гаже. Я, конечно знала, что тут столько пыли и зловония, но сидеть тут, хоть и в защитной капсуле - это пиздец. И скучно, скучно!
Недавно приперся Руфус. Прямо следом за Дорианом, так что я опять подозреваю их во всякой хуйне, которую они творят за спиной. Но Руфус принес резерв и обещал Дженову. Особой радости Дайны я не заметила, но она хотя бы заткнулась. А вот Хэлл был рад - его там пиздят, причем чаще остальных. На него конкретно объявили охоту. Иногда мы с ним переключаемся на "сеть на двоих" и ржем об этом. Тоже мне, охеренный способ меня спровоцировать... Пфф.
Хотя, один раз меня все таки спровоцировали - но не той херней, которой развлекаются детки, а той, которая появилась прямо рядом с капсулой. Благо, рядом Дориан был. Ибо я рванулась прям сразу и забыв к херам о координировании. Ну, мне тоже отдыхать надо...
Светлые занимаются полной херней. Вместо поиска источников и убиения людей они просто отрываются, примеряя на себя мир. Суки, ну как будто ни разу тут не были, уебки... Зажравшиеся уебки. Благо, группы неоднородные и их есть кому пинать. Есть огромное желание клонировать Аэлин. И наплодить еще полк Темных.
А я все равно сижу одна, потому что Руфус и ублюдок-с-шилом-в-жопе опять свинтили, причем очень быстро. Дженовы все нет, зато они отрыли пару хороших источников и резерва у нас теперь хоть жопой ешь.
Эстер так и не показывается. Дело идет очень медленно. Очень медленно. Я должна бы уже признать, что она понимает что к чему и избрала правильную для себя стратегию, но я не верю, что она настолько умна. Когда-то она должна психануть.
Некоторые уже высказывают мысль, что надо домой, отдохнуть. Я крою их матом, обещаю расправу и предлагаю валить, если так сильно хочется - без них справимся. Нихуя не бравада, но бесят.
Для нормального удара сил все еще мало.
Душам фонит. Не всем, говорят что избирательно. Я не в курсе, ничего специально никуда не отправляла.
Нашла способ выбираться в резервации, не выбираясь из капсулы. Тырю там все что могу и отправляю своим - но все равно мало.
Если не придумаем новый Гениальный План - это дерьмо неизвестно насколько затянется.
Так что находим, жрем, забираем, откапываем всех, кого только возможно.
Итс пати тайм.
Орут в основном Дайна и Рэн - у одной резервов нет, она страдает, вторая просто подвякивает. Переведу их в группу с Аэлин, пусть уебет их. Вот, уже начинают посещать мысли, могущие все похерить. Надо было Дориана сюда посадить.
Кстати, с такого ракурса этот мир выглядит еще гаже. Я, конечно знала, что тут столько пыли и зловония, но сидеть тут, хоть и в защитной капсуле - это пиздец. И скучно, скучно!
Недавно приперся Руфус. Прямо следом за Дорианом, так что я опять подозреваю их во всякой хуйне, которую они творят за спиной. Но Руфус принес резерв и обещал Дженову. Особой радости Дайны я не заметила, но она хотя бы заткнулась. А вот Хэлл был рад - его там пиздят, причем чаще остальных. На него конкретно объявили охоту. Иногда мы с ним переключаемся на "сеть на двоих" и ржем об этом. Тоже мне, охеренный способ меня спровоцировать... Пфф.
Хотя, один раз меня все таки спровоцировали - но не той херней, которой развлекаются детки, а той, которая появилась прямо рядом с капсулой. Благо, рядом Дориан был. Ибо я рванулась прям сразу и забыв к херам о координировании. Ну, мне тоже отдыхать надо...
Светлые занимаются полной херней. Вместо поиска источников и убиения людей они просто отрываются, примеряя на себя мир. Суки, ну как будто ни разу тут не были, уебки... Зажравшиеся уебки. Благо, группы неоднородные и их есть кому пинать. Есть огромное желание клонировать Аэлин. И наплодить еще полк Темных.
А я все равно сижу одна, потому что Руфус и ублюдок-с-шилом-в-жопе опять свинтили, причем очень быстро. Дженовы все нет, зато они отрыли пару хороших источников и резерва у нас теперь хоть жопой ешь.
Эстер так и не показывается. Дело идет очень медленно. Очень медленно. Я должна бы уже признать, что она понимает что к чему и избрала правильную для себя стратегию, но я не верю, что она настолько умна. Когда-то она должна психануть.
Некоторые уже высказывают мысль, что надо домой, отдохнуть. Я крою их матом, обещаю расправу и предлагаю валить, если так сильно хочется - без них справимся. Нихуя не бравада, но бесят.
Для нормального удара сил все еще мало.
Душам фонит. Не всем, говорят что избирательно. Я не в курсе, ничего специально никуда не отправляла.
Нашла способ выбираться в резервации, не выбираясь из капсулы. Тырю там все что могу и отправляю своим - но все равно мало.
Если не придумаем новый Гениальный План - это дерьмо неизвестно насколько затянется.
Так что находим, жрем, забираем, откапываем всех, кого только возможно.
Итс пати тайм.
среда, 13 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Быть Темным - это когда ты по уши в дерьме, и тебе заебись. Это когда тебя все настолько ушатало, что ты сидишь в какой-нибудь вонючей дыре и к тебе подойти нельзя - сразу начинаешь плеваться ядом, говоришь сквозь зубы и отгрызаешь лица, но периодически, сквозь злобную тоску, тебя перекрывает дикой эйфорией и тут ты начинаешь скалиться. Это когда ты тихо-тихо сидишь, потом тихо-тихо подкрадываешься, а они потом заикаются. Это когда ты цепляешь на себя сраный бесформенный черный мешок, иногда ты похож на агрессивного бомжа, но разговариваешь очень мило. Это когда у тебя губы изрублены к хуям, поверху еще покусаны, но ты давишь лыбу, они болят и щипят, а ты так языком в рану залезаешь и продолжаешь лыбиться. Это когда ты ни разу не боишься своей смерти, даже когда у тебя из шеи торчит лом, или куска мяса в боку нет, но вот деток держишь за шкирку и говоришь "Не лезь, блять. Ты там поранишься. Там о-п-а-с-н-о" и встряхиваешь еще так, резко, но аккуратненько. Это когда ты потом все равно зашиваешь им раны и тихо так поскуливаешь, но не потому что у тебя в шее лом, а потому что детка поранилась, бедненькая, а ну как щас подохнет, ай не усмотрела, как же теперь. Это когда ты идешь по дороге в лесу, а посреди нее завал из камней в три твоих роста, возвращаешься назад, находишь другую дорогу - а на ней через пару километров бревна аккуратно и плотно складированы, тоже в три роста, и еще палить откуда-то начинают, как только ты у них завис, повторяешь маневр - а там тоже бревна, но уже горящие, а ты устал и тебе жрать и спать хочется, еще и какого-нибудь умирающего на себе тащишь, а он такой уже ваще откидывается, а бревна горят, а с лесу палят, и ты такой стоишь и ржешь, или бежишь и ржешь, или взрываешь к херам лес и ржешь, или одновременно рыдаешь и ржешь, или сначала ржешь, потом рыдаешь, потом ржешь, и лом в шее то ли похуй, то ли нет. Это когда сидишь наедине с бутылкой, но не пьешь, потому что тебе гордость не позволяет. Это когда зато яду хлебнуть, горло промочить - это как два пальца. Это когда ты не помнишь когда в последний раз нормально спал и рад, что не помнишь. Это когда тебе советуют быть повежливее, прячась за тумбочкой. Это когда тебе уже ничего не советуют, потому что ты попросил, используя тумбочку как физический аргумент. Это когда ты точно не уверен, быть тебе добрым или злым, но нечаянно получаешься добрым и очень милосердным, да так, что тебя боятся больше, чем места где можно пораниться. Это когда ты говоришь "я заебался координировать, пойду мочить", и на тебя так смотрят укоризненно, потому что им тоже хочется и ты остаешься координировать. Это когда тебя сушит ебаным горем, как в противной земле изваляло, и одновременно обдувает ебанутым ароматным ветром близкой свободы. Это когда ты обещаешь всем жизнь, но не делишься резервами. Это когда у самих должны быть, а у меня дети, отъебитесь. Это когда Белое Божество рядом с тобой на минутку кажется не таким уж плохим. Это когда ты сам начинаешь задаваться вопросом, почему ты уже не сдохнешь. Это когды ты уже не знаешь, что сделаешь в следующую минуту и это спасает твой рассудок.
А мы удивляемся, почему ничего не происходит. Ну да. Ну да.
А мы удивляемся, почему ничего не происходит. Ну да. Ну да.
понедельник, 11 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
— бабушка, а почему у тебя такой большой хитиновый покров?
— а это чтобы лучше господствовать над твоей расой.
(с)
— а это чтобы лучше господствовать над твоей расой.
(с)
вторник, 05 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Проходи, располагайся и нагнем крысят.
Всё, больше никаких остановок не будет.
Всё, больше никаких остановок не будет.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
рубрика "мысли Дорианчика"
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
солнышко:3
понедельник, 04 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
воскресенье, 03 апреля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Дориан и Рания.
Все очень сложно и очень не однозначно. По первому взляду можно даже сказать, что это любовь. Или - что это взаимная ненависть. Верно и то и другое.
По началу никаких Дориана и Рании и в помине не было - была Рания, которой все до пизды и Дориан, который относится к "нервной немощи" исключительно с презрением. Одна Душа на двоих - это еще не значит, что этих двоих это будет хоть сколько нибудь волновать. Они обходили друг друга стороной и смотрели искоса, синхронно думая, что в семье не без урода.
А началось все уже после краха, и даже после Гаста. Тогда, когда Рания поняла, что Гаст то еще говнецо и надо собирать Темных. И вот тут они и поняли, что возраждаться и искать друг друга гораздо проще, когда Душа одна. Когда чуешь друг друга через пространство и влиять очень просто. Но и тогда они были только приятелями, помощниками друг другу.
По-настоящему объединиться пришлось уже в городе. Показывать Белому Божеству, что ты тоже можешь поставить раком гораздо проще, когда тебя двое. Наводить страх на город тоже. Управлять городом. И искать уже неконец Темных. Тогда-то они и смогли то, чего никогда не могли по одиночке. Это воодушевляло.
Со временем игры в степенную чету переросли в нечто более серьезное. Им это понравилось, действительно понравилось. Нет одного - есть второй, падает один - второй поднимает. Да и пасти толпу Темных в одиночку - охереешь. Так, они органично разделили обязанности и - любовь... Если можно так сказать. Официально они, конечно, пара. Всем и всюду представлены как единое целое, ебущее мир исключительно совместно и на благо семьи. Но вот "за кулисами" творится сущий хаос. Да, у них есть общие апартаменты в Ветре, но в основном они мотаются где угодно, по отдельности, трахают все что движется по отдельности, попадают в переделки по отдельности и вообще могут не видеться месяцами. А деталь в том, что в итоге они все равно оказываются в апартаментах в Ветре и рассказывают друг другу байки о своих похожденияж, в том числе и любовных. И обоим нравится слушать.
Это степень настолько мозгодробящей близости, что схожа с извращением.
Если слушать их, находясь рядом с ними - это потоки отборной брани и жестоких подколов, унижения и постоянная борьба за власть. Никто не увидит нежностей и цветов с походами на пикники. Поначалу Темные даже пытались разнимать их, но со временем уяснили, что это даже не ссоры, а сама их сущность. Эти двое - хищники, постоянно охотящиеся, и - делящие добычу.
Рания видит в нем единственного, кого, хоть на время, можно поставить выше себя и кто будет последней опорой, заменой ей. Того, кто никогда не остановит ее, если она решит устроить кровавую баню - а вместо этого присоединится. И благодарна за это.
Дориан видит ту, которой может доверять полностью и несомненно. Ту, которая вернула его к жизни и эту жизнь хранит. Теперь он почти боготворит ее - совершающую невозможное. И он благодарен за это.
Есть ли там любовь - они и сами не знают. Там есть единство. Таковы Идалир.
Рания и Аэлин.
Нежная сестринская любовь с примесями воспитательной диктатуры. Аэлин была первой, кого Рания встретила у Барн-Мора. Второй Темной в мире, разрушившей ее одиночество. Их встреча ознаменовала расцвет всего рода и такое не забывается. Глядя друг на друга, они видят саму их сущность. "Мы были здесь с начала, сестра, и вовек прибудем". Тогда еще деревья были высоки, а воздух чист - и это чувствуется в обеих, когда они вместе. На публике они часто милы и приветливы друг с другом, согласны во всем и улыбаются друг другу любовными улыбками - и так оно и есть. Разбор полетов начинается уже вне публики. Там Аэлин устраивает Рании разнос с воплями, киданием тяжелых предметов и угрозами, реализация которых вполне реальна. Просто одна из них слишком консервативна, а вторая слишком ебанута и поиск баланса - творческое занятие. Но, это любовь, однозначно.
Дориан и Аэлин.
Тихая страсть. Она презирает его, но снисходительно, называя "зарвавшимся щенком", пугает его последствиями его "необдуманных действий", гордо задирает нос и отворачивается. Она дико хочет его, но не палится - ну и что, что Идалир позволяют друг другу всё - она то, Аэлин, приличная женщина! И она продолжает капать ядом.
Он беззлобно смеется над ней, "наша старушка опять не в духе" или меланхолично отмахивается, "Аэлин, отвали, не до тебя" и смотрит на нее как на капризную сестру, у которой сгорела плойка, вот она и нервная. Гладит ее по головке и обещает купить новую плойку, то есть починить Гадрахолл, то есть... ой всё. И он тоже не прочь поиметь ее, впрочем, как и все движущееся.
Конечно же, периодически они спят. Без особых изысков - тихо и сдержанно, давая себе отдых от напряжения. Рания обожает слушать рассказы об этом из уст Дориана и иногда - присоединяться.
Дориан и Оберон.
Лучшие друзья. Тут должна быть шутка про двух одинаковых Темных, но она уже заебала. Оберон - тень Дориана. Так может сказать тот, кто хочет получить в зубы. Впрочем, Оберон сам провоцирует это, являясь существом безынициативным, тихим, но исполнительным.
Плюс внешняя похожесть, хотя Оберон больше смахивает на хищную рептилию, да и покрупнее будет. Они часто оказываются рядом - пока Дориан разрабатывает очередной гениальный план, а Оберон внимательно запоминает пути его осуществления. Оберон берется за любую грязную работу, об которую не хочет мараться Дориан - просто так, потому что ему не сложно и он живет для блага семьи. И - он верен. Оберона посылают разбираться с бунтующими простолюдинами, где отлично помогает его флегматичность, следить за Ранией и не дать ей натворить дел, или в какую-нибудь пердь для осуществления Гениального Плана Дориана, и, об этом не узнает даже Рания.
Оберон тоже двуручник. Еще в самом начале он учился у Дориана, приклеившись к нему банным листом. Оберону, при всей его силе и способностях, нужен вожак, и он его получил.
Рания и Оберон.
"Ты никому не расскажешь". Они пересекаются не так уж часто. Она чаще занята разборками с Высшими или Светлыми, резервациями и более глобальными вопросами, он - рядом с Дорианом или в какой-нибудь перди.
Она относится к нему с нежностью и уважением, как и к любому Темному, он к ней - с благоговением, страхом и скепсисом.
Иногда они пересекаются по принципу "Дориан сказал следить" или "Рании скучно" или "сегодня общесемейная пати". Тогда Оберон обязательно становится свидетелем какой-нибудь мозгодробительной херни, потому что при нем Рания не стремается ничего. И - "ты никому не расскажешь". А то я отрублю тебе яйца, сварю тебя живьем, обрею налысо или заставлю повторить то, что я только что сделала, Оберончик. Несанкционированные погромы, тайные сделки с Белым Божеством, вакханалия с Молниями, секс с Хэллом... "ты никому не расскажешь".
Естественно, он рассказывает. Дориану. Первым делом.
Рания любит его за то, что он делает это в легкой форме.
Оберон и Аэлин.
Полное согласие. Они все никак не могут определиться, пара они или нет. Им уже со всех сторон орут "Да пара вы, блять!", но они продолжают троллить окружающих неопределенностью. Встретившись в начале, они первым делом запали друг на друга, но это им совершенно не мешает. Обсудить, куда же катятся Темные, как охренела Рания и какие все вокруг, кроме них, бездуховные - это вот запросто, а пожениться уже нормально - неа.
Они относятся друг к другу с уважением и заботой, как супруги-агличане пенсионного возраста за чаепитием. Или как мафиозные боссы в отставке, сидящие в своих креслах-качалках и несущие в массы
Секс у них однозначно есть и много, но его никто не видел, потому что они никого в него не пускают.
Рания и Хэлл.
Ну тут все ясно, едем дальше.
Аэлин и Хэлл.
Холодная война. Она ненавидит без исключения каждого, кто не принадлежит к семье. И больше всех - Хэлла. Потому что он не только не принадлежит к семье, но еще и посягнул на ее целостность. Лезть на амбразуру и бросаться с ножом наперевес, она, конечно, не будет - она же приличная женщина! - а вот стереть в порошок морально - за милую душу. А тем более сделать это без слов, одним презрительным взглядом. Еще слова тратить на эту вошь...
Хэлл ее боится. Прекрасно знает, что бросаться она не будет, но так же понимает, что крышу может снести и ей - и держит дистанцию.
p.s. Кстати, ею очень удобно было гонять его от Барн-Мора. От шипящей кобры реально проще свалить.
Дориан и Хэлл.
"Об тебя даже мараться западло". Дориан никогда не покупается на игру "у кого яйца крупнее", хотя Хэлл на нее прстоянно провоцирует. Самомнение и уверенность Дориана отвечают на этот вопрос заранее. Его даже не волнует, что когда-то Рания предпочла ему Хэлла. Он видит насущную ситуацию и она его вполне устраивает - Рания принадлежит ему, а Хэлл пасется где-то на периферии. А если что - отрезать лицо не проблема, это очень быстро и совсем не затруднительно. Сие читается во взгляде Дориана каждый раз, когда он смотрит на Хэлла. "Я все вижу, но мне пока что лень вставать, но только рыпнись...".
Конечно, иногда и у Дориана сносит башню. Когда он застает некоторые вещи, с которыми не совсем согласен - даже если речь о простом разговоре. Разговаривать Хэлл умеет и своими словами порой колебает настроения Рании - и тут Дориан превращается в цербера. У Идалир заведено, что любое влияние Хэлла - это зло, у Дориана заведено, что зло должно вырубаться под корень. Он никогда не доходит до смертоубийства, впрочем - ограничивается мордобоем, позорной подсечкой и публичным унижением.
Хэлл почти не сопротивляется этому унизительному выхватыванию пиздюлей, хоть и тяжело его переживает - сложно сопротивляться, когда вокруг уже столпились Темные и они-то будут убивать, только дай повод.
Хэлл почти покорно сносит травмы и ждет момента, когда уже его яйца станут крупнее. А может уже и не ждет.
Оберон и Хэлл.
"Я просто убью тебя, если мне прикажут". Именно так Оберон и сделает и даже бровью не поведет, наплевав на моральную дилемму и давнее знакомство.
Впрочем, Хэлл прекрасно знает, что до этого дела не дойдет - Дориан ни за что не отдаст такое удовольствие другому.
Тут должно быть пафосное заключение, но его не будет.
