пятница, 15 июля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
суббота, 09 июля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
А ублюдок не так прост.
пятница, 08 июля 2016
03:56
Доступ к записи ограничен
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 07 июля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Не смешно, блять.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
#нафонило_не_тем
Иди нахуй, Марко!
Не вижу зла, не слышу зла и т.д.
Иди нахуй, Марко!
Не вижу зла, не слышу зла и т.д.
среда, 06 июля 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Оно однозначно. И многогранно.
Подобно громадному животному, единому, целостному, вечно движущему свое необъятное тело внутри берегов. Своего логова. Из которого оно вырывается одним мощным рывком, при надобности. А в спокойствии, во сне - перекатывается мышцами, вздыхает громадными легкими, внедряется внутрь себя - без остановки.
Вот-вот встанет на дыбы - больше не будет течь, но восстанет стеной. И, зависнув зеркалом, опрокинется сверху.
Звук его - всегда глухой, мощный, будто подземные барабаны. Тихий, на пределе слышимости - шорох, шепот, дразнит, провоцирует; или же нарастающие и спадающие резко накаты - неровное сердцебиение, вкрадчиво, настойчиво, слушай!; или рев, поднимающийся с глубин - и до самых небес. "Здесь Я. Я есть. Я вечно теку. Я вечно убиваю. Я - вечный голос. Вечный отголосок" - оглушающе.
Кто-то приходит к нему искать себя. Порой, забываясь, просто спускается по покатому берегу и погружает ноги в бушующую синь - забывая, как восхищался этим сотни раз до и восхищаясь снова. В ночь и в день - в солнечном сиянии, или в обесцвеченном вечере, или в поглощающей ночи, когда тело воды кажется еще громаднее, еще обширнее... Такой всегда возвращается. Всегда потом приходит обратно, чтобы вопросить: "Что ты хочешь, море? Что я хочу от тебя?". И тонет. Либо научается дышать водой.
Иной смотрит на море бесцветным, поблекшим взглядом, и то, видя его из окна, проезжая мимо. Как смотрит и на все остальное. Для него море - не средство и уж точно не божество, а всего лишь объемная вода. Ничем не отличается для него от воды в стакане. Иногда он, сидя плечом а плечу с тем, первым, у самой кромки, может сказать "Эх, хорошо...", но и это будет отчасти ложью. Такой возвращается к морю всего один раз - в дикую грозу, в черное небо, в буйство молний, в небесный шквал, и бродит по берегу, потеряв где-то половину одежды, не различая воды в берегах и воды, льющейся с неба. Такой не боится умирать.
Кто-то пропитался морем насквозь. Его солью, его влажным ветром, его запахами и движениями. Сам почти стал им, и - чем-то большим. Море осталось далеко внизу, а он, подхваченный порывом ветра, колыхающим волны, уносится все выше и выше. Синева глаз устремляется вниз - в большой глаз моря, и вверх - в необъятное око неба. И все они одного цвета.
Кто-то бороздит море, стоя на высокой палубе, так ни разу не коснувшись воды. Вода управляема, и вовсе не стихия. Вода - тот же пол. И по нему ходят те еще чудовища. На руках налипла вековая пыль и ее не смыть ни одним морем, и ни одно не коснется ее. Оно будет лишь прорезано быстрым носом корабля - до основания, до крови, до суши.
А кто-то держит воду в ладонях и сыплет горстями вниз. Опадающие капли вздымают волны. Увеличивают уровень воды. И тогда море выходит из берегов. А когда он опускает ладони, зачерпывая воду снова - водовороты разносятся на многие мили. И снова - по каплям, по сияющим частицам единого тела - до бездны - и вовне. Чтобы снова оказаться в ладонях. Кто-то считает каждую каплю как песчинки. И пересчитал их все.
В нем нет величия. И нет божественности. В нем - зверь, вечно рыщущий. С тысячей отражений. И они смотрятся в него.

Подобно громадному животному, единому, целостному, вечно движущему свое необъятное тело внутри берегов. Своего логова. Из которого оно вырывается одним мощным рывком, при надобности. А в спокойствии, во сне - перекатывается мышцами, вздыхает громадными легкими, внедряется внутрь себя - без остановки.
Вот-вот встанет на дыбы - больше не будет течь, но восстанет стеной. И, зависнув зеркалом, опрокинется сверху.
Звук его - всегда глухой, мощный, будто подземные барабаны. Тихий, на пределе слышимости - шорох, шепот, дразнит, провоцирует; или же нарастающие и спадающие резко накаты - неровное сердцебиение, вкрадчиво, настойчиво, слушай!; или рев, поднимающийся с глубин - и до самых небес. "Здесь Я. Я есть. Я вечно теку. Я вечно убиваю. Я - вечный голос. Вечный отголосок" - оглушающе.
Кто-то приходит к нему искать себя. Порой, забываясь, просто спускается по покатому берегу и погружает ноги в бушующую синь - забывая, как восхищался этим сотни раз до и восхищаясь снова. В ночь и в день - в солнечном сиянии, или в обесцвеченном вечере, или в поглощающей ночи, когда тело воды кажется еще громаднее, еще обширнее... Такой всегда возвращается. Всегда потом приходит обратно, чтобы вопросить: "Что ты хочешь, море? Что я хочу от тебя?". И тонет. Либо научается дышать водой.
Иной смотрит на море бесцветным, поблекшим взглядом, и то, видя его из окна, проезжая мимо. Как смотрит и на все остальное. Для него море - не средство и уж точно не божество, а всего лишь объемная вода. Ничем не отличается для него от воды в стакане. Иногда он, сидя плечом а плечу с тем, первым, у самой кромки, может сказать "Эх, хорошо...", но и это будет отчасти ложью. Такой возвращается к морю всего один раз - в дикую грозу, в черное небо, в буйство молний, в небесный шквал, и бродит по берегу, потеряв где-то половину одежды, не различая воды в берегах и воды, льющейся с неба. Такой не боится умирать.
Кто-то пропитался морем насквозь. Его солью, его влажным ветром, его запахами и движениями. Сам почти стал им, и - чем-то большим. Море осталось далеко внизу, а он, подхваченный порывом ветра, колыхающим волны, уносится все выше и выше. Синева глаз устремляется вниз - в большой глаз моря, и вверх - в необъятное око неба. И все они одного цвета.
Кто-то бороздит море, стоя на высокой палубе, так ни разу не коснувшись воды. Вода управляема, и вовсе не стихия. Вода - тот же пол. И по нему ходят те еще чудовища. На руках налипла вековая пыль и ее не смыть ни одним морем, и ни одно не коснется ее. Оно будет лишь прорезано быстрым носом корабля - до основания, до крови, до суши.
А кто-то держит воду в ладонях и сыплет горстями вниз. Опадающие капли вздымают волны. Увеличивают уровень воды. И тогда море выходит из берегов. А когда он опускает ладони, зачерпывая воду снова - водовороты разносятся на многие мили. И снова - по каплям, по сияющим частицам единого тела - до бездны - и вовне. Чтобы снова оказаться в ладонях. Кто-то считает каждую каплю как песчинки. И пересчитал их все.
В нем нет величия. И нет божественности. В нем - зверь, вечно рыщущий. С тысячей отражений. И они смотрятся в него.

четверг, 30 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Проходной двор. Ебаный проходной двор с приколами. Спишь как в подземном переходе днем. Жрешь как на заседании. Моешься как на рынке. Срешь как...
И вот стоит эта сволочь за спиной где нибудь, на косяк дверной плечом опершись. И смотрит так издевательски-укоризненно. Полностью не проявляется, так, маячит. Фонит, сука.
- Ну че ж за жопа то, - горестно вздыхаю я.
- Ну я ж тебе говорила, - спокойно отвечает она, Рания.
- Ой всё.
- Я ж говорила тебе все, хуль ты рыпаешься? Видишь, пасу тут тебя, время трачу. Осталось-то...
В ее понимании "осталось-то" может означать как пару минут, так и пару десятилетий.
- Бля, ну..., - я начинаю выеживаться и канючить. Ждать - ненавижу.
- Нук цыц. Ща одержу.
- Не надо!
- Ну вот и не это самое.
И она неопределенно махает рукой. Видно, что рука у нее затекла. Ну еще бы, в одной позе то, да столько...
- Я ща порешаю всех.
- Одержать?
- СУКА НЕТ!
- Нет, ты поняла, этот придурок говорит, что я ломаю электротехнику!
Дориан опять возникает непредсказуемо в хаотично выбранно углу.
- Да срать, - меланхолично отвечает Рания, задирает верхнюю губу и ковыряется в зубе.
- Оскорбительно!
Я вжимаю голову в плечи, стараюсь быть незаметной и не одержаться.
Просто охуеть. Стоят и базарят тут о своих делах. Ладно, о моих... Причем одной все глубоко допизды, она прост подпирает косяк и немного следит чтоб мяско совсем не сговнилось, а второму надо всё и позарез.
- Че про че?, - с потолка свешивается рожа то ли Огненного, то ли кого-то из младших, - Пати?
- Не шуми, - зевает Рания, - Че приперся?
Хороший вопрос. Я тоже собиралась задать.
- Да а че все тут?
- Кто все?
- Нууу... тыыы.... ииии....
- И Дориан, да. Целых два. Определенно, все.
Я тем временем отмечаю про себя, какая же она все таки умная. И фонит.
- Я! Ломаю! Нет, ты представь!
Рания не обращает внимания, приваливается головой к косяку у начинает дремать.
- Я че, сука, ёбаный домовой?!
- Нет, ты долбоеб, который сейчас выхватит!
Это уже Аэлин. Аэлин всегда там, где Идалир. Потому что "долбоебы".
- Вы че тут собрались, я не поняла?!
- Аэлин, не ори, а, - Рания разлепляет один глаз.
- Действительно. Не ори, - добавляю я.
Аэлин осуждающе качает головой и съебывает.
- Меня звали?
Откуда-то, вообще не пользуясь логикой, возникает ББ.
- НЕТ!, - отвечаем мы втроем, хором.
И тут же замечаю мелькнувшую желтую прядь и жирную жопу Лерайн.
- Да я тут... эээ... мимо... проходила, да, - говорит на прощание Лерайн и они с ББ схолпываются где-то у стены.
Рания вздыхает.
Я вздыхаю.
- Тут все нормально?, - только успокоившись, слышу Карамелькин Очень Заинтересованный голос.
"Твою мать, секунду назад было", - думаю я, но молчу.
Впрочем, Карамелька все понимает по лицам и тоже собирается на выход. Но не тут-то было.
- Нет, ты представляешь!, - резко оживает Дориан, найдя нового слушателя, - Так меня еще не унижали!
- Пидор, - со знанием дела констатирует личность обидчика Карамелька.
- Пидор, - соглашается Дориан.
Я поплотнее закутываюсь в кофту, стараюсь не дышать и представлять, что меня тут нет.
Ибо во всяких дурацких фильмах полубожественные сущности приходят говорить о вечном, добром и светлом, вещают о предназначении и миссии, а мои - обсуждают пидоров или вообще адресом ошибаются. А ржать вслух НЕЛЬЗЯ.
---
- Даша, почему у нас в доме не работает нихрена?! Даша, что с котом?! Даша, если это твои эти, то я...
"То ты что? Наложишь в штаны?", - думаю я, но молчу.
И вот стоит эта сволочь за спиной где нибудь, на косяк дверной плечом опершись. И смотрит так издевательски-укоризненно. Полностью не проявляется, так, маячит. Фонит, сука.
- Ну че ж за жопа то, - горестно вздыхаю я.
- Ну я ж тебе говорила, - спокойно отвечает она, Рания.
- Ой всё.
- Я ж говорила тебе все, хуль ты рыпаешься? Видишь, пасу тут тебя, время трачу. Осталось-то...
В ее понимании "осталось-то" может означать как пару минут, так и пару десятилетий.
- Бля, ну..., - я начинаю выеживаться и канючить. Ждать - ненавижу.
- Нук цыц. Ща одержу.
- Не надо!
- Ну вот и не это самое.
И она неопределенно махает рукой. Видно, что рука у нее затекла. Ну еще бы, в одной позе то, да столько...
- Я ща порешаю всех.
- Одержать?
- СУКА НЕТ!
- Нет, ты поняла, этот придурок говорит, что я ломаю электротехнику!
Дориан опять возникает непредсказуемо в хаотично выбранно углу.
- Да срать, - меланхолично отвечает Рания, задирает верхнюю губу и ковыряется в зубе.
- Оскорбительно!
Я вжимаю голову в плечи, стараюсь быть незаметной и не одержаться.
Просто охуеть. Стоят и базарят тут о своих делах. Ладно, о моих... Причем одной все глубоко допизды, она прост подпирает косяк и немного следит чтоб мяско совсем не сговнилось, а второму надо всё и позарез.
- Че про че?, - с потолка свешивается рожа то ли Огненного, то ли кого-то из младших, - Пати?
- Не шуми, - зевает Рания, - Че приперся?
Хороший вопрос. Я тоже собиралась задать.
- Да а че все тут?
- Кто все?
- Нууу... тыыы.... ииии....
- И Дориан, да. Целых два. Определенно, все.
Я тем временем отмечаю про себя, какая же она все таки умная. И фонит.
- Я! Ломаю! Нет, ты представь!
Рания не обращает внимания, приваливается головой к косяку у начинает дремать.
- Я че, сука, ёбаный домовой?!
- Нет, ты долбоеб, который сейчас выхватит!
Это уже Аэлин. Аэлин всегда там, где Идалир. Потому что "долбоебы".
- Вы че тут собрались, я не поняла?!
- Аэлин, не ори, а, - Рания разлепляет один глаз.
- Действительно. Не ори, - добавляю я.
Аэлин осуждающе качает головой и съебывает.
- Меня звали?
Откуда-то, вообще не пользуясь логикой, возникает ББ.
- НЕТ!, - отвечаем мы втроем, хором.
И тут же замечаю мелькнувшую желтую прядь и жирную жопу Лерайн.
- Да я тут... эээ... мимо... проходила, да, - говорит на прощание Лерайн и они с ББ схолпываются где-то у стены.
Рания вздыхает.
Я вздыхаю.
- Тут все нормально?, - только успокоившись, слышу Карамелькин Очень Заинтересованный голос.
"Твою мать, секунду назад было", - думаю я, но молчу.
Впрочем, Карамелька все понимает по лицам и тоже собирается на выход. Но не тут-то было.
- Нет, ты представляешь!, - резко оживает Дориан, найдя нового слушателя, - Так меня еще не унижали!
- Пидор, - со знанием дела констатирует личность обидчика Карамелька.
- Пидор, - соглашается Дориан.
Я поплотнее закутываюсь в кофту, стараюсь не дышать и представлять, что меня тут нет.
Ибо во всяких дурацких фильмах полубожественные сущности приходят говорить о вечном, добром и светлом, вещают о предназначении и миссии, а мои - обсуждают пидоров или вообще адресом ошибаются. А ржать вслух НЕЛЬЗЯ.
---
- Даша, почему у нас в доме не работает нихрена?! Даша, что с котом?! Даша, если это твои эти, то я...
"То ты что? Наложишь в штаны?", - думаю я, но молчу.
воскресенье, 26 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Твой прозрачен взгляд, как сама вода,
но - упаси Господи её пить.
но - упаси Господи её пить.
Никаких переходов, никаких дверей, никакого пути. Ветер начинает дуть, прохладный ветер, он возникает вокруг. Никих переходов, дверей и дорог - ветер несет мелкую пыль и она оседает на коже. Прямо здесь и прямо сейчас.
Пейзаж перестает быть пейзажем и обращается в другой, до боли знакомый, хоть и никогда не виденный - пыльная земля, завихрения пустого, звенящего прохладного ветра, массив покосившихся домишек... Да, они стоят в ином порядке и вообще другие. Но все таки это тот самый пейзаж. И серое бесконечное небо над головой.
Что бы тут не ждало меня - всегда будет ждать одно. Зов обоюден и он наконец смыкается в одной точке.
И все равно опасения есть. Как долго мне искать? Надолго меня затянут здешние лабиринты? Кто еще обитает здесь? Кто явился сюда так же как я, несанкционированно, и с какими целями? Что если они расходятся с моими и придется выпотрошить кого-то наизнанку?
На всякий случай вооружаюсь первым попавшимся под руку чем-то.
Нить, я чую ее. Она есть и очень сильна здесь. Но она развеивается, оплетаясь вокруг меня, рвется сразу в нескольких местах. Рвется ветром, рвет саму себя, чтоб снова сомкнуться.
Поэтому сосредоточиться на ней сложно.
Поэтому я заглядываю в каждый дом.
Опасаясь наткнуться там на кого-то, но не на него.
И я даже натыкаюсь, но они вроде бы и не видят меня. А нить сжимается вокруг меня сильнее, шепчет пылью "нет, не сюда, дальше".
В какой-то момент начинаю сомневаться. Что если меня занесло сюда случайно. Задуло ветром, как пылинку. Возможно, зов был не для меня. Возможно, для Рании и она уже давно тут, а я - лишь брожу по грани, подсматриваю, подслушиваю и скоро буду выкинута обратно, как только заметят.
И мысли обрываются.
Потому что я на автомате захожу в очередной дом. Он крупнее остальных. Возможно, ангар. Я не разглядела снаружи.
Он стоит спиной, обнаженный по пояс, неподвижный. "Здесь", - скрипуче чеканит пыль.
На неприкрытую спину падают волосы. Белые волосы.
Рука непроизвольно крепче сжимает оружие. Секундой позже одергиваю себя, шумно выдыхаю. Это нервы. Это не вытравить.
Медленно делаю шаг вперед и начинаю обходить вокруг. Очень медленно. Прлушаг за полушагом. Крадучись. Пыль поднимается с дощатого пола под каждым моим движением, летит вверх, окутывает.
"Грэссл? Не Дориан? Первый?".
Боюсь спрашивать вслух и спрашиваю мысленно. Что за чертовщина?
Он смотрит куда-то вперед, неотрывно и безумно, исподообья. Теперь мне видны и черные волосы - они растут прямо на глазах, их становится все больше, а белые уходят все ниже и ниже, и уже начинают отваливаться мелкими клочками. Я застываю.
"Дориан?"
Темная зелень глаз лучится кислотным светом, опасный прищур устремлен все так же куда-то вперед.
Он медленно поворачивает голову на меня, и на изогнутых тонких губах расцветает неповторимая улыбка.
Кислотная зелень жжет так, будто я хлебнула яда. Он молчит. Ему говорить не обязательно. Ему надо просто показаться.
Тихий, еле разлимый шепот пыли "Извини, если напугал".
Я чуть ли не со скрипом размыкаю губы. Киваю на белые пряди, от которых уже почти ничего не осталось:
- Ты что, сожрал Грэссла?
Вместо ответа - расползающаяся шире улыбка. Лучезарная зелень, бьющая ножом в глотку.
Пыль завихряется сильнее, все мутнеет, ветер меняет направление.
Старый, знакомый пейзаж.
Обыденный.
Пыль схлынывает. Ветер тише. Только в голове стоит эхо дьявольской усмешки. Но и оно затихает.
Темнота, огни за окном, ночь, кровать, льющий холодный пот.
Сиди, гадай.
среда, 22 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
на самом деле это был пост вк про кофе, но мы же понимаем, что он не про кофе. Итак:
Вам стоит ограничить употребление натуральных ингридиентов, если:
— Вы грызёте ногти других людей;
— Вы можете печатать 300 знаков в минуту ногами;
—Ваша любимая кофейня "Ветер" владеет ипотекой на ваш дом;
— Вы помогаете своей собаке поймать её хвост;
— Ваших котов зовутМолоко и Сахарок Рания и Дориан;
— Вы можете "прикурить" свою машину без проводов;
— Вы забываете развернуть конфету перед тем, как съесть;
— Вы катаетесь на лыжах в горку;
— Ваша группа крови —кофе мако;
— Единственный случай, когда Вы стояли на одном месте — землетрясение;
— Ваш утренний кофе/чай/вода/сок/вискарь настолько крепкий, что просыпаются даже соседи;
— Вы ехидно усмехаетесь при взгляде на Red Bull.
Вам стоит ограничить употребление натуральных ингридиентов, если:
— Вы грызёте ногти других людей;
— Вы можете печатать 300 знаков в минуту ногами;
—
— Вы помогаете своей собаке поймать её хвост;
— Ваших котов зовут
— Вы можете "прикурить" свою машину без проводов;
— Вы забываете развернуть конфету перед тем, как съесть;
— Вы катаетесь на лыжах в горку;
— Ваша группа крови —
— Единственный случай, когда Вы стояли на одном месте — землетрясение;
— Ваш утренний кофе/чай/вода/сок/вискарь настолько крепкий, что просыпаются даже соседи;
— Вы ехидно усмехаетесь при взгляде на Red Bull.
вторник, 21 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
это просто охренеть


понедельник, 20 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
4) Взять ГГ (можно несколько) и изобразить в какой-нить несвойственной одежде. Ну тип другого мира\эпохи, мейби просто чего-то, что оно при жизни (и смерти) так не ходило.
ЭТО. НАХРЕН. СЛОЖНО.
потому что всех ГГ кроме двух я в рот ебала, Дориан в балетной пачке - скучная обыденность, а Рания в балетной пачке - это слишком. да-да, я знаю, кроме балетной пачки существует еще одежда, но опять же, либо обыденность, либо слишком.
Шеральт, я, блять, тебя люблю конечно, но, блять, ненавижу -____-
#ненавижу_челенджи_ебаные
ЭТО. НАХРЕН. СЛОЖНО.
потому что всех ГГ кроме двух я в рот ебала, Дориан в балетной пачке - скучная обыденность, а Рания в балетной пачке - это слишком. да-да, я знаю, кроме балетной пачки существует еще одежда, но опять же, либо обыденность, либо слишком.
Шеральт, я, блять, тебя люблю конечно, но, блять, ненавижу -____-
#ненавижу_челенджи_ебаные
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Сделал че грозился, да? Доволен, да? Альтруист хренов, да?
А еще сигареты, спизженные с победы, провоняли лавандой. Насквозь.
Вселенная сегодня любит меня.

А еще сигареты, спизженные с победы, провоняли лавандой. Насквозь.
Вселенная сегодня любит меня.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
потрахушек не будет.
слабонервные вы тут все для потрахушек.
все равно считается за пункт челенджа ебаного!
ненавижу челенджи ебаные

слабонервные вы тут все для потрахушек.
все равно считается за пункт челенджа ебаного!

воскресенье, 19 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Жизнь слепила погоней
В потоке расплывшихся истин
Ты ведь так и не понял
Какой в этом смысл - бери,
Я даю тебе смысл
И не лги, что ты волен и свят -
Ты пленен и неволен.
Я раскрыл пред тобой небосвод!
Времена изменяют свой ход -
Посмотри на ладони...
Беспредельная сладость свободы -
Отринуть свободу.
В потоке расплывшихся истин
Ты ведь так и не понял
Какой в этом смысл - бери,
Я даю тебе смысл
И не лги, что ты волен и свят -
Ты пленен и неволен.
Я раскрыл пред тобой небосвод!
Времена изменяют свой ход -
Посмотри на ладони...
Беспредельная сладость свободы -
Отринуть свободу.
суббота, 18 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
у некроманта между прочим
любовь три года не живет
она жить может даже дольше
на то и есть он некромант
любовь три года не живет
она жить может даже дольше
на то и есть он некромант
суббота, 11 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Боги забыли о нашей судьбе,
Счастья нет, но мы еще живы.
Шаг вперед, и это ответ.
А позади - наши могилы.
Мы разучились смотреть назад.
Поздно! Все осталось вчера.
Шаг вперед, и я вижу, брат,
Звезды в твоих глазах!
Счастья нет, но мы еще живы.
Шаг вперед, и это ответ.
А позади - наши могилы.
Мы разучились смотреть назад.
Поздно! Все осталось вчера.
Шаг вперед, и я вижу, брат,
Звезды в твоих глазах!
пятница, 10 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
- Ты живой?
Голос донесся откуда-то неподалеку. Спокойный, усталый и даже почти безразличный голос. Скучающий.
Прошелестел, зазвенел, разлетаясь вдаль и раскололся о стены. Если они тут были. Нет, нет здесь никаких стен. Что тогда дало такое эхо? Он попытался задуматься, но тут же перестал. Мгновенье назад ему казалось, что он лежит на кровати, утопая в невообразимо пышных подушках и одеялах. Теперь он в этом усомнился. Но, он все же лежал. Возможно, вниз головой.
- Ты живой?, - повторил голос, не меняя интонации. Полувопросительно. Мягко. Спокойно.
Странное бардовое марево вокруг клубилось. Перемежалось алыми волнами. Черными прорезями. Розоватыми отсветами. Он лежал прямо в этом мареве. Поддерживаемый будто воздухом. Плотным, таким обволакивающим. Ткань. Желе.
- Уже давно как нет, - ответил он. Так же мерно растягивая слова. Улыбаясь. Прикрывая глаза. Комок странного марева расположился под головой, словно специально, обнимая и обволакивая.
Впереди - или сверху? - ему показался силуэт. Часть его. Рука, торс, половина лица... Оконная рама? Ночной город за блестящим стеклом? Все промелькнуло и моментально утонуло в бардово-алом мареве. В нем тонуло все. И слова падали в него, как в пух.
Он услышал смех. Тихими, мелкими брызгами тот расплескался по невообразимой ткани. Опал в нее каплями. Он почуял сладость во рту, холодную и резкую, но не приторную. В ней было больше воды. И чего-то химического.
- Забыла тебе сказать..., - слова последовали за смехом, - Давно хотела, но все никак случая не выдавалось. Знаешь, чем отличается неумерший от бессмертного?
Он повел головой, медленно поворачивая ее на голос. Окружаюжее тепло усыпляло, но не так сильно как растянутые слова.
- Бессмертным, - продолжал голос, - быть так больно. Я раньше не знала этого.
Она усмехнулась, не размыкая губ. Он услышал это, как услышал и растянутые в улыбке губы. Если это вообще можно услышать.
Он дослушал, прикрыв глаза. И тоже рассмеялся.
Ему казалось, что он плывет. Постоянно опадает куда-то вглубь странного, яркого, мягкого марева, и одновременно постоянно поднимается вверх. Будто под волной и на гребне волны одновременно. Яркие, тонкие, дрожащие лучи словно расходились от его глаз. Они расходились веерами, блистали у края поля зрения. Без остановки. Моментами ему казалось, что его сейчас стошнит. Но это тут же проходило.
- Где мы?
Он подал голос и подивился ему. Такой жесткий среди окружающей мягкости.
- Я не знаю, - ответила она и ее интонации слились с медленным движением окружающих багровых волн, - Кто знает, что за место мы с тобой породили снова?
Он помолчал. Ему хотелось спать и вскочить одновременно.
- Почему я чувствую всякую фигню?, - снова проговорила она где-то рядом, но уже, кажется, чуть переместившись в другом направлении.
- М?
Он приподнял голову, пытаясь разглядеть ее там, откуда слышал.
- Жар. Веселье. Твою тошноту...
Он откинулся обратно на "подушку", улыбнулся, прищурившись.
- Потому что ты так и не отсоединилась.
- Ах..., - полувопросительно выдохнула она.
Ему лень было разбираться, забыла она это сделать или же Объединение поддерживалось намеренно. Ему было хорошо и так.
- Что это вокруг? - спросил он и ткнул пальцем кажущееся плотным марево. Материя под нажимом когтя не прорвалась, а просто вдавилась внутрь, движимая инерцией еще долго, распыляясь впереди, словно пыльца, пропитавшая воздух.
- Это..., - она протянула слоги, как умела только она. Словно забывала в процессе, о чем говорила. Словно не говорила, а пела, - Помнишь, как говорил Дориан? "Она крадет у нас - мы крадем у нее". А я скажу - можешь более не бояться красного тумана. Он теперь тоже наш.
- А я и не боялся, - прошелестел в ответ он. Настолько тихо и искренне, что она ответила не сразу.
- Ты... знаешь, ты лучше всех нас.
Он неслышно усмехнулся и одновременно услышал легчайшие расспыпающиеся капли ее смеха.
Голос донесся откуда-то неподалеку. Спокойный, усталый и даже почти безразличный голос. Скучающий.
Прошелестел, зазвенел, разлетаясь вдаль и раскололся о стены. Если они тут были. Нет, нет здесь никаких стен. Что тогда дало такое эхо? Он попытался задуматься, но тут же перестал. Мгновенье назад ему казалось, что он лежит на кровати, утопая в невообразимо пышных подушках и одеялах. Теперь он в этом усомнился. Но, он все же лежал. Возможно, вниз головой.
- Ты живой?, - повторил голос, не меняя интонации. Полувопросительно. Мягко. Спокойно.
Странное бардовое марево вокруг клубилось. Перемежалось алыми волнами. Черными прорезями. Розоватыми отсветами. Он лежал прямо в этом мареве. Поддерживаемый будто воздухом. Плотным, таким обволакивающим. Ткань. Желе.
- Уже давно как нет, - ответил он. Так же мерно растягивая слова. Улыбаясь. Прикрывая глаза. Комок странного марева расположился под головой, словно специально, обнимая и обволакивая.
Впереди - или сверху? - ему показался силуэт. Часть его. Рука, торс, половина лица... Оконная рама? Ночной город за блестящим стеклом? Все промелькнуло и моментально утонуло в бардово-алом мареве. В нем тонуло все. И слова падали в него, как в пух.
Он услышал смех. Тихими, мелкими брызгами тот расплескался по невообразимой ткани. Опал в нее каплями. Он почуял сладость во рту, холодную и резкую, но не приторную. В ней было больше воды. И чего-то химического.
- Забыла тебе сказать..., - слова последовали за смехом, - Давно хотела, но все никак случая не выдавалось. Знаешь, чем отличается неумерший от бессмертного?
Он повел головой, медленно поворачивая ее на голос. Окружаюжее тепло усыпляло, но не так сильно как растянутые слова.
- Бессмертным, - продолжал голос, - быть так больно. Я раньше не знала этого.
Она усмехнулась, не размыкая губ. Он услышал это, как услышал и растянутые в улыбке губы. Если это вообще можно услышать.
Он дослушал, прикрыв глаза. И тоже рассмеялся.
Ему казалось, что он плывет. Постоянно опадает куда-то вглубь странного, яркого, мягкого марева, и одновременно постоянно поднимается вверх. Будто под волной и на гребне волны одновременно. Яркие, тонкие, дрожащие лучи словно расходились от его глаз. Они расходились веерами, блистали у края поля зрения. Без остановки. Моментами ему казалось, что его сейчас стошнит. Но это тут же проходило.
- Где мы?
Он подал голос и подивился ему. Такой жесткий среди окружающей мягкости.
- Я не знаю, - ответила она и ее интонации слились с медленным движением окружающих багровых волн, - Кто знает, что за место мы с тобой породили снова?
Он помолчал. Ему хотелось спать и вскочить одновременно.
- Почему я чувствую всякую фигню?, - снова проговорила она где-то рядом, но уже, кажется, чуть переместившись в другом направлении.
- М?
Он приподнял голову, пытаясь разглядеть ее там, откуда слышал.
- Жар. Веселье. Твою тошноту...
Он откинулся обратно на "подушку", улыбнулся, прищурившись.
- Потому что ты так и не отсоединилась.
- Ах..., - полувопросительно выдохнула она.
Ему лень было разбираться, забыла она это сделать или же Объединение поддерживалось намеренно. Ему было хорошо и так.
- Что это вокруг? - спросил он и ткнул пальцем кажущееся плотным марево. Материя под нажимом когтя не прорвалась, а просто вдавилась внутрь, движимая инерцией еще долго, распыляясь впереди, словно пыльца, пропитавшая воздух.
- Это..., - она протянула слоги, как умела только она. Словно забывала в процессе, о чем говорила. Словно не говорила, а пела, - Помнишь, как говорил Дориан? "Она крадет у нас - мы крадем у нее". А я скажу - можешь более не бояться красного тумана. Он теперь тоже наш.
- А я и не боялся, - прошелестел в ответ он. Настолько тихо и искренне, что она ответила не сразу.
- Ты... знаешь, ты лучше всех нас.
Он неслышно усмехнулся и одновременно услышал легчайшие расспыпающиеся капли ее смеха.
среда, 08 июня 2016
18:45
Доступ к записи ограничен
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 06 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Ненавижу ебаные челенджи.
Меня заставили.

воскресенье, 05 июня 2016
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
2000-2009
Знаешь почему так хочется остервенело дернуть ручку, распахнуть окно и свеситься из него наполовину? Потому что как ни прячься - воздуха все равно становится мало. Там что-то есть. Там, за окном. Какая-то безумная надежда, то ли на смерть, то ли на спасенье - уже не важно.
Каждый шорох доводит до одури. Каждое дуновение хлещет плетью. Каждый отсвет бьет молотом. И все равно - припасть ладонью, рвануть, открыть, вывалиться насколько хватит инерции. Держаться пальцами за заросший холодной пылью карниз.
А там ночь. Холодная, пыльная, черная. Пыль пахнет чем-то омерзительным, трупным. Ветер ударянт по ноздрям, обрывает дыхание. Чернота прорезана желтыми и голубыми вспышками где-то. Где? Где верх и низ? Всего этого слишком много. Звуков, света. На плывущей в черно-сияющем мареве дороге ревут автомобили. Страшно, резко лязгают тормоза. Их могло бы быть даже видно сквозь черные угловатые ветки. Но направление теряется... Пространство чудовищно огромно.
От непрерывного вглядывания вперед в полувисячем положении затекает шея. Волосы прилипли к щекам, прибитые ветром и холодным потом. И голова падает вниз. В нос ударяет запах пыли - еще сильнее. Там все им пропитано. Там, внизу. Там шершавый пыльный кирпич в круге мутного желто-зеленоватого света. Там острый запах травы, листьев. Там... что-то есть.
Ветер в любой момент снесет башку как серпом, а сзади может подойти кто угодно. Нет ни щита, ни тылов. В этот момент жертва перестает быть жертвой. Добыча становится несьедобна. Она горчит как лист дерева. Эфемерна как пыль.
А пыль - она начинает петь. Или же это откуда-то доносится эхо? Где-то играет музыка неопознаваемого жанра и слышится совсем не так, как играет. Или это эхо разговора? Долетают только самые резкие интонации. Окончания слов. Сплошные отрвистые высокие ноты, становящиеся глухими. Отскакивают от стен, скачут, скачут, скачут. А это - шум далекого поезда? Дальний мутный гул - как стук сердца. Звук набоек по асфальту? Нет, стоп, не надо. Слишком отчетливо, совсем близко. Нет, не надо. Это все портит. Не так близко.
Оказывается, снова смотришь вверх и прямо. На лице уже высыхает пот. Откуда звук каблуков?
Взгляд вниз - как прыжок в ледяную прорубь. Прямо напротив, внизу - глаза.
Должно быть, тень, поражденная сплетением ветвей. Черных ветвей и зеленого света. И шершавого асфальта. И пыли.
Но нет, слишком белое лицо. Слишком явные черты. Глаза - ядовитые колодцы. Набойки смолкли. Теперь слышен шорох одежды, пораждаемый только дыханием. Шорох кожи, ткани. Позвякивание цепей. Мелкий камешек крошится под подошвой. Глаза в глаза.
- Так на кого ты охотишься?
Знаешь почему так хочется остервенело дернуть ручку, распахнуть окно и свеситься из него наполовину? Потому что как ни прячься - воздуха все равно становится мало. Там что-то есть. Там, за окном. Какая-то безумная надежда, то ли на смерть, то ли на спасенье - уже не важно.
Каждый шорох доводит до одури. Каждое дуновение хлещет плетью. Каждый отсвет бьет молотом. И все равно - припасть ладонью, рвануть, открыть, вывалиться насколько хватит инерции. Держаться пальцами за заросший холодной пылью карниз.
А там ночь. Холодная, пыльная, черная. Пыль пахнет чем-то омерзительным, трупным. Ветер ударянт по ноздрям, обрывает дыхание. Чернота прорезана желтыми и голубыми вспышками где-то. Где? Где верх и низ? Всего этого слишком много. Звуков, света. На плывущей в черно-сияющем мареве дороге ревут автомобили. Страшно, резко лязгают тормоза. Их могло бы быть даже видно сквозь черные угловатые ветки. Но направление теряется... Пространство чудовищно огромно.
От непрерывного вглядывания вперед в полувисячем положении затекает шея. Волосы прилипли к щекам, прибитые ветром и холодным потом. И голова падает вниз. В нос ударяет запах пыли - еще сильнее. Там все им пропитано. Там, внизу. Там шершавый пыльный кирпич в круге мутного желто-зеленоватого света. Там острый запах травы, листьев. Там... что-то есть.
Ветер в любой момент снесет башку как серпом, а сзади может подойти кто угодно. Нет ни щита, ни тылов. В этот момент жертва перестает быть жертвой. Добыча становится несьедобна. Она горчит как лист дерева. Эфемерна как пыль.
А пыль - она начинает петь. Или же это откуда-то доносится эхо? Где-то играет музыка неопознаваемого жанра и слышится совсем не так, как играет. Или это эхо разговора? Долетают только самые резкие интонации. Окончания слов. Сплошные отрвистые высокие ноты, становящиеся глухими. Отскакивают от стен, скачут, скачут, скачут. А это - шум далекого поезда? Дальний мутный гул - как стук сердца. Звук набоек по асфальту? Нет, стоп, не надо. Слишком отчетливо, совсем близко. Нет, не надо. Это все портит. Не так близко.
Оказывается, снова смотришь вверх и прямо. На лице уже высыхает пот. Откуда звук каблуков?
Взгляд вниз - как прыжок в ледяную прорубь. Прямо напротив, внизу - глаза.
Должно быть, тень, поражденная сплетением ветвей. Черных ветвей и зеленого света. И шершавого асфальта. И пыли.
Но нет, слишком белое лицо. Слишком явные черты. Глаза - ядовитые колодцы. Набойки смолкли. Теперь слышен шорох одежды, пораждаемый только дыханием. Шорох кожи, ткани. Позвякивание цепей. Мелкий камешек крошится под подошвой. Глаза в глаза.
- Так на кого ты охотишься?