Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
эксперименты над людьми длиной в жизнь. никогда не кончатся.
#дрнчк_одобряет
Прикольно идти сквозь страх. не бежать сломя голову и расхерачивая все на пути, а идти. размеренно и сквозь. хз куда дойду, но процесс прикольный.
#дрнчк_одобряет
Прикольно идти сквозь страх. не бежать сломя голову и расхерачивая все на пути, а идти. размеренно и сквозь. хз куда дойду, но процесс прикольный.
четверг, 07 сентября 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Разве это похоже на ветер? (с)
Злой Дорианчик. Очень злой. Страшно.
Злой Дорианчик. Очень злой. Страшно.
понедельник, 04 сентября 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Все прочь с нашего пути,
Восстав из тьмы, мы будем идти
Восстав из тьмы, мы будем идти
Да, я бог, ублюдки
И это ваш судный день
Как описать ветер? Как узнать, о чем его завывания, его свист? Как описать холод, что жарче любого огня? Как описать оскал - злой и спокойный одновременно? Как выдержать холодный изумрудный взгляд, не ебнувшись в сотый раз? Как описать безумное веселье под маской отстраненного равнодушие?
Он всегда получает, что хочет. Ему это не составляет проблемы. Он не уговаривает и не настаивает - просто берет. А за теми, кто не расслышал, он наблюдает.
Сейчас он наблюдает за мной.
Смотрит.
Постоянно.
Не здесь, далеко. Но постоянно смотрит.
Он знает, что пройдет время и снова буду призывать холодный ветер и упиваться чернотой. Все вертится вокруг одной оси, все намотано на нее, все извечно.
И он знает, с чем встретит меня тогда - с неизменной улыбкой и тишиной. И поведет меня по пустынным дорогам Полнолуния - и куда-то еще. Тем все началось, туда все движется, все закольцовывается, все бесконечно.
Он знает, как быстротечна человечья жизнь и как непрочно человечье мясо.
И это забавляет его.
Он не насмехается.
Забавляет равнодушно-добро. Так, как и всегда.
Ветер.
То, что вливается всюду.
То, что пронзает всё.
То, чему ведомо все.
То, что властвует над всем.
И он знает больше, чем я, чем она. Он знает, что все возвращается на круги своя - потому что оно оттуда не уходило. Он не теряет - он не может потерять. Он не гонится - он не может не иметь.
И он смотрит.
Но он не ждет.
Для него время течет иначе - для него время - череда улыбок, мелодий, движений плоти и выдохов. Карнавал, на котором ему нравится. И он знает, чем он закончится.
Лишь один раз он пришел. Пришел внезапно, порывом, ураганом. Так он приходит, когда зол. Но зол не на глупость, не на задержки. И не на плоть. Зол - на свое узнавание. Зол, что оно ускользает от него - и так яро блистает перед ним. Если бы он мог - он бы разорвал меня на части. Но он не может.
Лишь один раз он пришел и вывел меня под дождь. Уверена, дождя он даже не заметил. Для него всегда горит свет и дует ветер. И я пошла. В ночь, в дождь, босиком. И он показывал мне, как неплотна плоть, будто бы я забыла это. И он показывал мне ночь. И он показывал мне черный дым в синем небе. И он показывал мне кровь - мою. И он показывал мне силу - общую. И он показывал мне вопль и падение, полет и величие.
Так он говорит.
Таков его язык.
Он не любит говорить.
Он любит веселье.
Рания ходит за ним, как Бог, идущий за предтечей. Как дальний сон - она всегда слышится за его спиной.
Она учится.
Она как тот вирус, что учится принимать обличья людей.
Она учится приходить постепенно.
Мягко.
У нее не удается - каждый раз все равно взрыв.
Однако, теперь хотя бы половина конечностей целы.
И ими она рисует свои узоры в воздухе, повторяя узоры плетений, закрепляясь здесь, удерживая меня, призывая остальных.
Теперь она оставляет меня. Здесь. С собой. Вместе.
И я смотрю на нее - и мне нравится, и я хочу умереть.
И я спрашиваю ее о том, что она делает.
Она задает лишь один вопрос - "Тебе не нравится?".
Я замолкаю и наблюдаю за ее цепями и танцами.
Она говорит мало - теперь и она. Она слишком поглощена тем, что делает. Иногда она смеется. Нет, она не умеет смеяться. И, наверно, никогда не научится. Она не улыбается - она скалится. Для нее смех, вожделение и ярость слиты воедино. Все одинаково заставляют ее оживать. Она из них всех более напоминает животное.
Смех - тихий, сухой, низкий, слитый с рыком. Не зря же говорили, что если она улыбается тебе - беги.
Ей еще веселее, чем Дориану.
Она смотрит на деревья, на небо, на детей на улице, на асфальт и воздух - и хочет их. Пытается научить этому Дориана - смотреть и видеть.
Она говорит "Это МОЙ город, это МОИ люди".
"Как это?", - спрашиваю я ее.
"Всё моё", - говорит она. "Я могу сделать с ними что угодно. И я заберу их. Это принадлежит мне. Смотри. Здесь всё моё".
Она зовет своих. Всех. Плетет узоры, как паучиха паутину. Страшные узоры, резкие, мощные. Зовет не голосом, не мыслью, но танцем. Пронзает пространство, вонзаясь в него копьем и выходя по другую сторону. Сливает все воедино. Закрывает глаза - к ним она чувствует нежность. Открывает дорогу детям своим - и не только своим. И они приходят на ее зов, оставаясь незримыми. Ее не разрывает, но внутри нее разрывает меня. Она держит меня. За шкирку, за руку, за Душу. "Не уходить. Привыкай".
Она зовет каждого. Кого-то она разглядывает пристальнее. Для кого-то она дольше плетет узор. Кто-то сопротивляется. Но она знает, чем заманить. Она втягивает в воронку, в которой одно направление - вперед.
"Ты хотела? Они твои".
Смех - тихий, сухой, низкий, слитый с рыком.
Незримые.
Я не вижу их.
Я не чую их.
Но я слышу их.
Эти разговаривают словами.
Может, она приказала им.
Может, им не интересно.
А потом интересно.
И - разом. В каждой комнате, в каждом углу, в каждом вдохе - я вдыхаю их. В каждом предмете, в каждом блике, в каждом дуновении. Серое небо, зеленые листья. Блик на чашке. Тень в углу. Резкий звук. Мне некуда бежать - чтобы бежать, нужно пройти по коридору.
Я не могу подойти к окнам.
Я забываю как дышать.
Меня тошнит.
Я падаю на пол и ору.
Я забиваюсь в угол и ору.
Я начинаю молить.
Я требую их исчезнуть.
На меня обрушиваются стены.
В комнате - спокойнее. Здесь - она. Она - заполнила собой все. По сравнению с их круговертью ее еще можно терпеть. По сравнению с ними она кажется тишиной.
Но мне все равно приходится выходить.
Раз от раза.
Мне приходится.
"А потом они придут к тебе во плоти. И игрушечку твою я приведу - ко времени", - говорит она.
"Как же ты собираешься это осуществить?", - спрашиваю я. И вовсе не про возможность их прихода. "За счет чего я не умру?"
Смех - тихий, сухой, низкий, слитый с рыком.
среда, 30 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
ЕБАТЬ, ДА.
я дошла до солнышка.
персичка.
лапочки.
РАНОК, НУ НАКОНЕЦ ТО.
это долбанный глоток свежего воздуха.
ПИСАТЬ ПИСАТЬ ПИСАТЬ.
я дошла до солнышка.
персичка.
лапочки.
РАНОК, НУ НАКОНЕЦ ТО.
это долбанный глоток свежего воздуха.
ПИСАТЬ ПИСАТЬ ПИСАТЬ.
воскресенье, 27 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
А ты предположи, что мы живем вечно. Че тебе за это будет?
(с)
Ну пиздец теперь
(с)
Ну пиздец теперь
суббота, 26 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
кто родил главу? у кого яйца с километр? а? а?! и кто проживает на дне океана, блэт;((((((
ладно хоть пока без ебли, мама родненькая
пятница, 25 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
а что Лайр? тот Лайр, который в резервациях вдруг выкатил яйца, хотя до того момента Рания вообще не знала, что он существует.
то ли еще один нестандартный Высший, то ли они все там с чертовщиной...
если собирать по рассказам и кускам чьей-то памяти - Лайр умел хорошо пиздеть. редко, но хорошо. Рейн знала, кого выбирать. и наверно, ожидала, что он подомнет под себя Лихейм. но этого он не сделал. вряд ли его пнули - после совета всем посланцам были готовы лизать жопы. скорее, сам посчитал, что силы надо экономить. потому - встал за спинами старейшин и раздавал им ценные указания. а они слушали и выдавали их за свои. кто-то, конечно же, пытался спорить. зная Лайра, он, скорее, отвечал - "ну тогда я обиделся и ничего больше не скажу" и его умоляли продолжать.
где он хоронился до восстановления Гадрахолла, уже в резервациях - фиг знает.
но вот явившись, повел себя на удивление дерзко - разговор начал с предьявы главарю, то есть Идалир. выступил за объединение и дофига катализировал процесс. даже на корабле плавал.
Высших собирал буквально по одному - каждому тщательно промывая мозги. отношения с Хэллом у него были странные - вроде Хэлл принял главенство Лайра, но вроде и "пошел в жопу, я сам по себе".
А Рания его даже побаивалась.
В общем, из овечки вырос невероятных масштабов лидер, причем тот самый, что по речам и силе. а как скрывался-то, как скрывался...
то ли еще один нестандартный Высший, то ли они все там с чертовщиной...
если собирать по рассказам и кускам чьей-то памяти - Лайр умел хорошо пиздеть. редко, но хорошо. Рейн знала, кого выбирать. и наверно, ожидала, что он подомнет под себя Лихейм. но этого он не сделал. вряд ли его пнули - после совета всем посланцам были готовы лизать жопы. скорее, сам посчитал, что силы надо экономить. потому - встал за спинами старейшин и раздавал им ценные указания. а они слушали и выдавали их за свои. кто-то, конечно же, пытался спорить. зная Лайра, он, скорее, отвечал - "ну тогда я обиделся и ничего больше не скажу" и его умоляли продолжать.
где он хоронился до восстановления Гадрахолла, уже в резервациях - фиг знает.
но вот явившись, повел себя на удивление дерзко - разговор начал с предьявы главарю, то есть Идалир. выступил за объединение и дофига катализировал процесс. даже на корабле плавал.
Высших собирал буквально по одному - каждому тщательно промывая мозги. отношения с Хэллом у него были странные - вроде Хэлл принял главенство Лайра, но вроде и "пошел в жопу, я сам по себе".
А Рания его даже побаивалась.
В общем, из овечки вырос невероятных масштабов лидер, причем тот самый, что по речам и силе. а как скрывался-то, как скрывался...
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
каким он был вообще? если откинуть ненависть и безумную любовь.
почему он был таким, не знает никто, и даже, наверно, он сам. как будто среди Лихейма вдруг наступила ночь. и нет, не ночь... и не пала она. какой-то сгусток темноты, Тьмы? - что появился не там и не тогда. он никогда не стремился выделяться. но почему-то ему это приходилось. Высшие равнодушно относились к его внешности - на людях. возможно, что-то говорили ему лично. возможно, вопрошали Богов и не получали ответа.
а вот гораздо больше у них бомбило от его нравов. он соблюдал законы, не был груб, служил на благо, не подбивал к отделению и не призывал к войне - казалось бы, идеально. казалось бы, как все. только вот проводил почти все время со Светлыми, учась бою. те-то его приняли, им пофиг кого учить. а вот Высшие это понять так и не смогли. зачем бы это Высшему - да драться? а тем более убивать. а тем более хотеть этого.
по их меркам он был необразованной деревенщиной, негодным отщепенцем и вообще заслуживал всяческого порицания.
его пытались переделать. на него пытались давить. его пытались женить. на давление он реагировал мягко и податливо, как бы подчиняясь, но все равно оставаясь при своем. от женитьбы уходил изящно и так, чтобы не нашли повода предъявить.
вообще, его мало интересовали дела Высших. его вообще мало что интересовало. пока не появилась она.
он охранял границы. война уже шла, кто-то должен был защищать Марос, самое его сердце. лидерствовать он не хотел, но за ним шли те, кому выпала та же деятельность. то ли потому, что он больше остальных был похож на отморозка, то ли потому что говорил слишком уверенно. со временем все воинство Лихейма слушало его, затаив дыхание. он лениво отдавал приказы, отмахивался от старейшин, нес свой унылый пост (который таковым считал).
я не знаю, почему он не сбежал на фронт. может, и в том не видел смысла. может, знал. может, ждал. он ведь тоже общался с Фирвен. что она ему там сказала?
"ты сдохнешь в мучениях, придурок" "ок, я сделаю это с удовольствием". так что ли?
в первую встречу он просто охуел. все испугались - а он - охуел. может и от счастья.
это ведь он до этого отирался рядом с Барн-Мором и первый заметил там какие-то странные поползновения энергии.
хотя, он не ожидал ничьего появления. а оно свершилось.
тогда он и Рэн выцепили Ранию из испуганных и любопытных лап Светлых. после этого он скрылся снова где-то на границах, где-то в гильдиях, где-то в Лихейме. но возвращался. теперь Марос стал ему интересен.
когда пришла пора встать на защиту Рании - он это сделал, не раздумывая, хотя это грозило ему всяческими неприятностями. сочувствие к такому же отщепенцу?
все видели в ней опасность - он видел то, что надо защищать.
защитник для защитницы.
во всем, что касалось ее, он долго не думал.
может, он вообще не думал.
когда она явилась уже с Темными - встречал опять он. тут он пригрустил. но и возрадовался. столько подобных ей - и, как он считал, подобных ему. но, он видел, как она смотрит на них. на него она не смотрела так никогда. там была любовь, а он о ней только мечтал.
после первой войны, после восхождения Королев его частично оправдали. все же, он принес много блага, да и статус Рании вырос.
а во вторую - он уже не стеснялся выделываться.
припереться в Барн-Мор и требовать встречи? запросто. спиздить шмот и вклиниться в ряды Темных в схватке? легко.
объяснение было одно - "я хочу помочь". и даже не так. "я БУДУ помогать". это казалось ему само собой разумеющимся.
тут Светлые снова посчитали его ебнутым отморозком, а Рания - умудрилась полюбить.
еще одно отличало его от собственной семьи - в нем была Ярость. та, что у Темных. Рания почуяла своего. Мортис подтвердила. все остальные негодовали.
позже он строил Моран, отмазывал Шэнерил и умолял его инициировать.
он был тихим. не скромным, но тихим. не повышал голоса, никогда не орал, не проявлял агрессии к своим - лишь подавал руку тому, кому требовалась помощь. если и главенствовал - то не за счет громких речей, а за счет спокойной уверенности и знания того, что и как делать. совершенно иначе все было в бою. он лез на рожон наравне с Темными - безумно, как в последний раз.
он соблюдал все законы, но позволил себе самую большую вольность.
а потом сдох.
почему он был таким, не знает никто, и даже, наверно, он сам. как будто среди Лихейма вдруг наступила ночь. и нет, не ночь... и не пала она. какой-то сгусток темноты, Тьмы? - что появился не там и не тогда. он никогда не стремился выделяться. но почему-то ему это приходилось. Высшие равнодушно относились к его внешности - на людях. возможно, что-то говорили ему лично. возможно, вопрошали Богов и не получали ответа.
а вот гораздо больше у них бомбило от его нравов. он соблюдал законы, не был груб, служил на благо, не подбивал к отделению и не призывал к войне - казалось бы, идеально. казалось бы, как все. только вот проводил почти все время со Светлыми, учась бою. те-то его приняли, им пофиг кого учить. а вот Высшие это понять так и не смогли. зачем бы это Высшему - да драться? а тем более убивать. а тем более хотеть этого.
по их меркам он был необразованной деревенщиной, негодным отщепенцем и вообще заслуживал всяческого порицания.
его пытались переделать. на него пытались давить. его пытались женить. на давление он реагировал мягко и податливо, как бы подчиняясь, но все равно оставаясь при своем. от женитьбы уходил изящно и так, чтобы не нашли повода предъявить.
вообще, его мало интересовали дела Высших. его вообще мало что интересовало. пока не появилась она.
он охранял границы. война уже шла, кто-то должен был защищать Марос, самое его сердце. лидерствовать он не хотел, но за ним шли те, кому выпала та же деятельность. то ли потому, что он больше остальных был похож на отморозка, то ли потому что говорил слишком уверенно. со временем все воинство Лихейма слушало его, затаив дыхание. он лениво отдавал приказы, отмахивался от старейшин, нес свой унылый пост (который таковым считал).
я не знаю, почему он не сбежал на фронт. может, и в том не видел смысла. может, знал. может, ждал. он ведь тоже общался с Фирвен. что она ему там сказала?
"ты сдохнешь в мучениях, придурок" "ок, я сделаю это с удовольствием". так что ли?
в первую встречу он просто охуел. все испугались - а он - охуел. может и от счастья.
это ведь он до этого отирался рядом с Барн-Мором и первый заметил там какие-то странные поползновения энергии.
хотя, он не ожидал ничьего появления. а оно свершилось.
тогда он и Рэн выцепили Ранию из испуганных и любопытных лап Светлых. после этого он скрылся снова где-то на границах, где-то в гильдиях, где-то в Лихейме. но возвращался. теперь Марос стал ему интересен.
когда пришла пора встать на защиту Рании - он это сделал, не раздумывая, хотя это грозило ему всяческими неприятностями. сочувствие к такому же отщепенцу?
все видели в ней опасность - он видел то, что надо защищать.
защитник для защитницы.
во всем, что касалось ее, он долго не думал.
может, он вообще не думал.
когда она явилась уже с Темными - встречал опять он. тут он пригрустил. но и возрадовался. столько подобных ей - и, как он считал, подобных ему. но, он видел, как она смотрит на них. на него она не смотрела так никогда. там была любовь, а он о ней только мечтал.
после первой войны, после восхождения Королев его частично оправдали. все же, он принес много блага, да и статус Рании вырос.
а во вторую - он уже не стеснялся выделываться.
припереться в Барн-Мор и требовать встречи? запросто. спиздить шмот и вклиниться в ряды Темных в схватке? легко.
объяснение было одно - "я хочу помочь". и даже не так. "я БУДУ помогать". это казалось ему само собой разумеющимся.
тут Светлые снова посчитали его ебнутым отморозком, а Рания - умудрилась полюбить.
еще одно отличало его от собственной семьи - в нем была Ярость. та, что у Темных. Рания почуяла своего. Мортис подтвердила. все остальные негодовали.
позже он строил Моран, отмазывал Шэнерил и умолял его инициировать.
он был тихим. не скромным, но тихим. не повышал голоса, никогда не орал, не проявлял агрессии к своим - лишь подавал руку тому, кому требовалась помощь. если и главенствовал - то не за счет громких речей, а за счет спокойной уверенности и знания того, что и как делать. совершенно иначе все было в бою. он лез на рожон наравне с Темными - безумно, как в последний раз.
он соблюдал все законы, но позволил себе самую большую вольность.
а потом сдох.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
буквы проступают сквозь обои. они скрыты там, на стенах, под слоем бумаги, клея и ткани. записаны ровными строками, выверенными, аккуратными, яркими. стоит только взглянуть, попытаться взглянуть. они повсюду, они окружают со всех сторон.
меня нет, меня больше нет. и я есть - и я нечто иное.
"мы те, что были изначально".
вы, те, что были изначально.
древние. величественные. сплетенные из песни и желания. сами словно гибкие лозы или цветы. словно песок. вода. небеса. каждый - концентрированная точка неба. и песни. и красоты.
вы, те, что были изначально.
всех ты хранишь, во всех хранишь. оберегаешь в них их древность, истинность. это и считаешь величайшим сокровищем. потому и раздирает тебя. ибо сама ты - та, что была изначально...
ты, та что была изначально.
шла рука об руку с тем, кого отвергаешь сейчас.
храня истинность, ты не уследила за своей.
забыла ее.
отринула ее.
ради... их истинности.
ради их жизни.
потеряв при этом свою.
и потому раздирает тебя.
на части.
меня нет, меня больше нет. и я есть - и я нечто иное.
"мы те, что были изначально".
вы, те, что были изначально.
древние. величественные. сплетенные из песни и желания. сами словно гибкие лозы или цветы. словно песок. вода. небеса. каждый - концентрированная точка неба. и песни. и красоты.
вы, те, что были изначально.
всех ты хранишь, во всех хранишь. оберегаешь в них их древность, истинность. это и считаешь величайшим сокровищем. потому и раздирает тебя. ибо сама ты - та, что была изначально...
ты, та что была изначально.
шла рука об руку с тем, кого отвергаешь сейчас.
храня истинность, ты не уследила за своей.
забыла ее.
отринула ее.
ради... их истинности.
ради их жизни.
потеряв при этом свою.
и потому раздирает тебя.
на части.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Раны не перестанут болеть, пока их не залечишь. Они кровоточат и не прекратят. Потому иди в чащу леса, скрывайся в ней, забивайся под мох и моли об исцелении. Потому иди вперед, возвращайся назад - и, уходя, не смей оборачиваться, иначе в чем смысл?
И, идя вперед, возвращаясь к началу начал - не смей оборачиваться. Иначе в чем тогда смысл пути?
Втекая в воду, становись ей. Втекая, не растворяйся. Не следуй за потоком, не позволяй ему унести себя. Ходи у кромки, принимай на себя брызги и - не смешивай их с кровью. Пытайся. Держись. Листва, обретающая небесный цвет, растет у водоемов.
Ожидая прекращения - ожидают оба. Ожидание обоих не может просто прекратиться.
вот такое чертово дерьмо.
куда бы я ни шла, через что бы я ни прошла и докуда бы я ни дошла, это чертово дерьмо всегда за мной следует.
потому что я сама приманиваю это дерьмо. зову и впускаю. даже когда говорю "сьебись к хуям". даже в этой фразе - "не уходи". и это дерьмо прекрасно это чувствует.
что угодно можно вышибить Ранией - слабость, страх, пидарасов и боль в левом мизинце. а вот эта хуйня вышибает Ранию. Рания превращается в инвалида-паралитика, который может только тупо лыбиться и сдирать к хуям все свои же защиты. и тогда на меня обрушивает всё, ваще всё.
это дерьмо вообще не держит дистанцию. с каждым мгновением замешательства оно подходит все ближе. оно не стремается прикасаться и разговаривать. знает, что получит по зубам - не от нее, так от меня, но ведет себя как отбитый ублюдок.
и стабильно, от раза к разу, снова и снова и снова и блять снова сьебывается, когда по зубам получает. но стоит позволить себе секунду расслабления - и оно снова тут. не постепенно, как другие. не резко и со спецэффектами, как Рания. а внезапно и мягко, почти незаметно - не замечаешь, как оно уже оказывается прямо за спиной.
эта блядская самоотверженность и мазохизм реально пугают. отморозок. долбоеб. больной к хуям долбоеб.
даже если предупреждаешь, что щас шарахнешь - оно молчит в ответ и покорно ЖДЕТ, сука. и знает ведь, знает, что это рано или поздно произойдет.
а если не произойдет...
а если не произойдет, то я хз. я на самом деле не знаю. мне страшно. пиздец страшно. я вообще обратно-то потом выберусь?
только вот одно я знаю - проверить придется. придется.
придется.
надо.
потому что без подключения можно просто забить на книгу. так что вариантов не много - всего один.
я привыкла рисковать, а не забивать. хотя, не знаю, уместно ли тут слово "рисковать".
у меня из под ног уходит земля. потом вырастает под ними, а на ней вырастают цветы. а потом она обрушивается в бездну.
пусть все это будет здесь. если я сохраню рассудок - поставлю себе памятник. но чет слабо верится.
И, идя вперед, возвращаясь к началу начал - не смей оборачиваться. Иначе в чем тогда смысл пути?
Втекая в воду, становись ей. Втекая, не растворяйся. Не следуй за потоком, не позволяй ему унести себя. Ходи у кромки, принимай на себя брызги и - не смешивай их с кровью. Пытайся. Держись. Листва, обретающая небесный цвет, растет у водоемов.
Ожидая прекращения - ожидают оба. Ожидание обоих не может просто прекратиться.
вот такое чертово дерьмо.
куда бы я ни шла, через что бы я ни прошла и докуда бы я ни дошла, это чертово дерьмо всегда за мной следует.
потому что я сама приманиваю это дерьмо. зову и впускаю. даже когда говорю "сьебись к хуям". даже в этой фразе - "не уходи". и это дерьмо прекрасно это чувствует.
что угодно можно вышибить Ранией - слабость, страх, пидарасов и боль в левом мизинце. а вот эта хуйня вышибает Ранию. Рания превращается в инвалида-паралитика, который может только тупо лыбиться и сдирать к хуям все свои же защиты. и тогда на меня обрушивает всё, ваще всё.
это дерьмо вообще не держит дистанцию. с каждым мгновением замешательства оно подходит все ближе. оно не стремается прикасаться и разговаривать. знает, что получит по зубам - не от нее, так от меня, но ведет себя как отбитый ублюдок.
и стабильно, от раза к разу, снова и снова и снова и блять снова сьебывается, когда по зубам получает. но стоит позволить себе секунду расслабления - и оно снова тут. не постепенно, как другие. не резко и со спецэффектами, как Рания. а внезапно и мягко, почти незаметно - не замечаешь, как оно уже оказывается прямо за спиной.
эта блядская самоотверженность и мазохизм реально пугают. отморозок. долбоеб. больной к хуям долбоеб.
даже если предупреждаешь, что щас шарахнешь - оно молчит в ответ и покорно ЖДЕТ, сука. и знает ведь, знает, что это рано или поздно произойдет.
а если не произойдет...
а если не произойдет, то я хз. я на самом деле не знаю. мне страшно. пиздец страшно. я вообще обратно-то потом выберусь?
только вот одно я знаю - проверить придется. придется.
придется.
надо.
потому что без подключения можно просто забить на книгу. так что вариантов не много - всего один.
я привыкла рисковать, а не забивать. хотя, не знаю, уместно ли тут слово "рисковать".
у меня из под ног уходит земля. потом вырастает под ними, а на ней вырастают цветы. а потом она обрушивается в бездну.
пусть все это будет здесь. если я сохраню рассудок - поставлю себе памятник. но чет слабо верится.
среда, 23 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
- Боже... Ты, ?!
- Я!
- Дай мне победу!
- Возьми сам.
- И силы к рассвету!
- Вот их - дам!
(с)
- Я!
- Дай мне победу!
- Возьми сам.
- И силы к рассвету!
- Вот их - дам!
(с)
вторник, 22 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
вот на Молниях это точно должно сработать.
итак.
Рейн.
Рейн - это стерва. вот уж в ком доброты и няшности точно не было. но стерва не злая, а просто себе на уме. она-то знала, чего ей надо и как получить. и реально рвала ради этого жёпу. видимо, от этого быстро и сгорела.
до первой войны она и была тем "держателем земель", которого слушались все. Боги подзаткнулись - открыла рот Рейн. она никогда не отрицала, что им всем пиздец. то ли сестру слушала, то ли свой мозг был. но ей не интересен был вариант "нам всем пиздец", ей интересно было как этот пиздец обойти. уж не знаю, как у нее там горела Душа, ничем особым от нее не фонило. но вот левитацию она изобрела и Гадрахолл построила. ни мужа ни любви у нее в помине не было. единственное, что ее интересовало - магия, капитальное строительство и как бы стать еще круче. это была натуральная маньячка.
но маньяка тихая. впереди толпы она не бежала, а знала, кого впереди поместить. на Маросе и Лигосе только намекали на избранность Адмы и Рэн - а она первая сказала "вы будете править". и даже обосновала - "бикоз кто, если не вы".
Рейн вообще относилась ко всем в зависимости от их силы. к Рании она относилась нормально. к сестре - не очень. Дайну она не понимала. вроде сила есть, а мозгов ноль. об нее-то Рейн и обломала зубы в тщетных попытках ее воспитать.
умерла она тихо, незаметно и нестандартно - от старости - видимо, поняв, что ее место занято и можно в кои то веки отдохнуть.
Фирвен.
Фирвен хер разберешь, потому что она почти не говорила. а если говорила - то это были пророчества. кого-то она пугала, кого-то бесила, но все равно ее все любили, потому что она была очаровашкой. то ли из-за своих больших глаз, то ли из-за милой беспомощности. что было у нее в голове - никому не ясно и ясно уже не станет. после краха мира она перестала существовать, рассеявшись по остальным Молниям.
она говорила с Ранией еще до войны, но вот о чем - вытеснила даже сама Рания.
никакой Силы Создания у нее не было. но была отвага. или безумие. не разберешь.
в лесу она вела себя то ли невероятно отважно, оберегая ребенка, то ли фаталистично смиренно. если она действительно видела крах мира, ее можно понять.
странно, что даже к Дайне она не пытала особых материнских чувств. да, она ее учила - и учила интенсивно, как может учить только Молния Молнию. как будто вечно готовила к войне, а не к жизни. впрочем, свою эту задачу она выполнила.
встретившись лицом к лицу с Эстер, она не выказала вообще никакого страха.
Марут.
Марут был патологически спокоен. видимо, только это ему и помогало быть рядом с Фирвен. это был мученник, заботливый и услужливый. он не обладал какой-то выдающейся силой характера, но его сила была в его покое и принятии всего. наверно, в нем оставалось еще много крови Высших. умер он рано и бесславно.
итак.
Рейн.
Рейн - это стерва. вот уж в ком доброты и няшности точно не было. но стерва не злая, а просто себе на уме. она-то знала, чего ей надо и как получить. и реально рвала ради этого жёпу. видимо, от этого быстро и сгорела.
до первой войны она и была тем "держателем земель", которого слушались все. Боги подзаткнулись - открыла рот Рейн. она никогда не отрицала, что им всем пиздец. то ли сестру слушала, то ли свой мозг был. но ей не интересен был вариант "нам всем пиздец", ей интересно было как этот пиздец обойти. уж не знаю, как у нее там горела Душа, ничем особым от нее не фонило. но вот левитацию она изобрела и Гадрахолл построила. ни мужа ни любви у нее в помине не было. единственное, что ее интересовало - магия, капитальное строительство и как бы стать еще круче. это была натуральная маньячка.
но маньяка тихая. впереди толпы она не бежала, а знала, кого впереди поместить. на Маросе и Лигосе только намекали на избранность Адмы и Рэн - а она первая сказала "вы будете править". и даже обосновала - "бикоз кто, если не вы".
Рейн вообще относилась ко всем в зависимости от их силы. к Рании она относилась нормально. к сестре - не очень. Дайну она не понимала. вроде сила есть, а мозгов ноль. об нее-то Рейн и обломала зубы в тщетных попытках ее воспитать.
умерла она тихо, незаметно и нестандартно - от старости - видимо, поняв, что ее место занято и можно в кои то веки отдохнуть.
Фирвен.
Фирвен хер разберешь, потому что она почти не говорила. а если говорила - то это были пророчества. кого-то она пугала, кого-то бесила, но все равно ее все любили, потому что она была очаровашкой. то ли из-за своих больших глаз, то ли из-за милой беспомощности. что было у нее в голове - никому не ясно и ясно уже не станет. после краха мира она перестала существовать, рассеявшись по остальным Молниям.
она говорила с Ранией еще до войны, но вот о чем - вытеснила даже сама Рания.
никакой Силы Создания у нее не было. но была отвага. или безумие. не разберешь.
в лесу она вела себя то ли невероятно отважно, оберегая ребенка, то ли фаталистично смиренно. если она действительно видела крах мира, ее можно понять.
странно, что даже к Дайне она не пытала особых материнских чувств. да, она ее учила - и учила интенсивно, как может учить только Молния Молнию. как будто вечно готовила к войне, а не к жизни. впрочем, свою эту задачу она выполнила.
встретившись лицом к лицу с Эстер, она не выказала вообще никакого страха.
Марут.
Марут был патологически спокоен. видимо, только это ему и помогало быть рядом с Фирвен. это был мученник, заботливый и услужливый. он не обладал какой-то выдающейся силой характера, но его сила была в его покое и принятии всего. наверно, в нем оставалось еще много крови Высших. умер он рано и бесславно.
понедельник, 21 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
- спроси, когда я выйду замуж?
- за 15-20 минут до еды (с)
- за 15-20 минут до еды (с)
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
После того как меня сожрали комары вместо человека, которого они обычно жрут, я окончательно поняла - стревь не брешет.
вторник, 08 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
- ФУУУУУУУУУУУУ, ЧЕРВЯК!!! УБЕРИ ЕГО!!!!!!
- это Дорианчик
- о__________о
- одно из воплощений
- о__________о
- неисповедимы пути господни...
- это Дорианчик
- о__________о
- одно из воплощений
- о__________о
- неисповедимы пути господни...
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Город был нищ. Город-государство в окружении таких же. Что-то там намутили соседние, что-то намутили свои чиновники - и экономика города обрушилась. И она продолжала рушиться. Молодые активисты заполонили интернет сводками о ситуации - все, что осталось. Просвещать. Того, что город скоро не сможет существовать, никто уже не скрывал. Предприятия давно закрылись, почти исчезли общественные институты, а теперь начали закрываться и последние магазины. Большая часть людей уже свалила в соседние города, остались только те, кто прирос к городу намертво или совсем тупые. Осталась я. Хотя я и не жила в этом городе, почему-то он был важен. В нем что-то назревало, готовили это как раз оставшиеся, выглядящие как самые обычные люди. И это витало в воздухе, чуялось. Я бродила по улицам из конца в конец, будто ждала чего-то, сама не зная чего. Это было лето. Теплое солнце, зелень, улицы почти пустые, тихие. Я изучала маршруты города, вычисляла, по каким можно быстрее добраться из одного место в другое. Зачем-то это было надо.
И в какой-то момент все оставшиеся вышли на улицы. А те, кто уже был на улице - потянулась в одном направлении. А мне - надо было попасть туда первой.
Я перелезала через крыши, перескакивала через заборы, срезала по газонам и земляным плато. Большинство тех, кто тоже шел туда, были почему-то женского пола.
Мы перешли черту города - и черта города перестала существовать.
Они отступали. Почему-то отступали, массово. Кажется, за спиной осталось то, что их убивает. Люди, нагруженные рюкзаками и сумками, шли большой толпой. Они поднялись на высокую и широкую каменную стену и шли прямо по ней. За каменными низкими перилами - пропасть. Им надо было перевалить это место - впереди их уже ждали. Я стояла у перил в самом высоком месте, когда они начали подходить. Их никто не вел. Все они были чудовищно уставшие, некоторые раненые. Кто-то просто валился с ног. Те, кто упали, придавленные своими же рюкзаками, там и оставались. Через них перешагивали те, кто повыносливее.
Их никто не вел и за это взялась я. Я остановила впередиидущих - это были самые подверженные панике, они торопились. Я остановила их и успокоила, объяснив, что тут уже безопасно, погони нет, можно перевести дух. Я подняла упавших и объяснила им, что умирать еще рановато, а спасение близко. Я заставила тех, что посередине поделиться едой, водой и медикаментами с упавшими.
Через какое-то время вокруг меня уже гомонила толпа почитателей, требующая вести их дальше. Без меня они идти отказывались. Меня умоляли, упрашивали, некоторые вцеплялись в руки или повисали на плечах. Почему-то они думали, что я знаю, куда идти.
"Идите вперед. Просто вперед. Я останусь. Прикрою, если будет погоня", - так сказала.
На самом деле я просто не могла уйти.
Вести о городе продолжали приходить через интернет. Ушли не все. Осталась горстка людей, которые решили остаться в опустевшем городе и установить там свои порядки. Некто под именем "Монарх" заполонил все сетевое пространство, включая новостные каналы (к коим теперь заимел доступ) своими сообщениями о том, как прекрасно будет и как ему нужно подчиняться. Меня он забавлял. Чем он там собирался править? Еще более трусливыми придурками, чем он?
У меня был мобильник, и, когда ушли беженцы, я нашла способ как в той же сети сообщить ему все, что я о нем думаю. Ответ не заставил себя ждать - товарищ "Монарх" прибыл сам. И даже со свитой.
Посреди стены, недалеко от самого ее высокого места, стояло несколько столов и лавки. Может, в мирные времена тут отдыхали туристы. Сюда его свита и завалилась, разыскивая меня. Показался и он сам. Оказался совсем молодым парнем, чуть ли не подростком. Ничем не примечательным, но наглым до нельзя. Напомнил ББшку в детстве, но разве что повадками. "И откуда ж ты такой вылез", - подумала я и спокойно вышла из-за угла, где до этого так же спокойно стояла.
Мелкий, судя по всему, был рад меня видеть. Глаза у него сияли, слова так и изрыгались, а ноги не держали на месте. Он все бродил вокруг меня, думая, с какой бы стороны напасть. Я отметила, что он не бросил на меня свою свиту - уже интересно.
Спустя пару минут он понял, что нападать то ли не получится, то ли не интересно, и сказал, что за свои грехи я все равно отвечу.
Мне стало интересно, как.
Подойдя вплотную, это олицетворение власти выказало в сторону меня явно эротического характера действия. Наверно, это должно было меня напугать. Не увидев никакого сопротивления, олицетворение опрокинуло меня на ближайший стол и продолжило поползновения, ожидая, видимо, моего сопротивления, мольб, а может и подзуживающих воплей свиты (судя по коротким взглядам на них). Не дождавшись ни первого, ни, что странно, второго (свита, видимо, просекла раньше), мелкий чуть поубавил пыл. А жаль, мне уже начало нравится. Движения его рук были как минимум интересными.
Впрочем, в зубы он все таки получил. Незамедлительно и сильно. Сначала он ничего не понял, потом разозлился, потом решил что напасть таки стоит. Попытка его нападения оборвалась полетом на пару метров назад и парой-тройкой выбитых зубов. Вроде, там было три.
В доме сидели три женщины. Хороший был дом, богатый, большой, чистенький. Я б в таком жила. Эти три сидели на первом этаже, в центре зала, на диванчиках. Они только-только перебрались в этот дом - точнее, их сюда заселили, как беженок. Тут тоже я похлопотала. Все три не были друг другу ни родственниками, ни подругами, ни даже знакомыми. Познакомились они только недавно и сейчас беседовали, делясь впечатлениями и зализывая раны. Одна была совсем старой, вторая лет пятидесяти, третья - тридцати с чем-то, вроде бы. Я наблюдала за ними с улицы, глядя в окно. А у входной в дом двери в это время паслись трое мужиков. Они заметили женщин еще на распределении, а может и в дороге. Один был, кажется, мужем старой. Второй - то ли братом то ли другом второй, а что связывало третьего с тридцатилетней - не помню. Может, просто ухажер. Бабы им дверь не открывали, хотя те долбились и звонили в звонок уже полчаса.
Второй пошел за стремянкой, третий все мучил звонок, старый рассуждал вслух, а что же делать. Почему женщины не открывают - мне тоже было не понятно. Все три выглядели больно пришибленными.
- Мне надо в тот дом!, - послушалось откуда-то с улицы.
"Ах, тебе нааадо...", - подумала я. Голос я узнала сразу.
- Чего это?, - спросил у подошедшего старый.
- Я знаю, она там!
Мелкий почти орал. Меня, схоронившуюся в темных кустах, никто не видел.
- Кто?
- Я знаю, она там, я ее чую!!!
"Ах, чуууешь...", - подумала я. А хорошее ведь чутье. Только локацией немного промахнулся. Но близко, близко.
Не долго думая, я просто телепортнулась внутрь дома. Все равно планировала баб проведать.
Бабы не удивились, увидев меня. Они меня помнили и, наверно, уже ничему не удивлялись.
- Зайки, чего мужчинам не открываем?, - ласково поинтересовалась я, когда мне уже предложили кресло, чай и пирог. От чая и пирога не отказалась, только от кресла.
- Ой..., - вздохнула старая, - Да не хочу я его видеть, дурака старого...
- Мы почти умерли, я все еще не понимаю кто я есть. Дай оклематься. Тут так хорош в кои то веки, - подхватила вторая.
Третья промолчала, злобно скрипнув зубами.
Да, кажется, у этих троих прошлые обиды, или что там у них, черт знает, после встряски полезли наружу.
- А четвертый кто?, - спросила вторая, почти подпрыгнув, когда услышала за дверью новый голос.
- А это ко мне, - ответила я, отхлебнув чая. Чай был слишком сладкий.
- Ну так открой, что уж..., - оживилась третья, - Раз уж к тебе...
- А вы?, - закономерно спросила я ее.
- А мы потерпим, ну раз к тебе уж..., - стояла на своим третья.
Открыть я не успела, хоть и собиралась. Только потянулась к ручке - дверь вылетела, только успела отскочить. Во главе оккупантов красовался мелкий.
Старый сразу же побежал к своей, обниматься. Второй скромненько обходил диван, опасливо подбираясь к своей и осторожно здороваясь. Третий со своей бабой почему-то сразу уединились в другой комнате.
Мелкий гордо расхаживал по залу, отпуская комментарии и поглядывая на меня. Вскоре под его колкими замечаниями заткнулись все. Улыбка от уха до уха играла на довольных щах, как у собаки, которая наконец то нашла хозяина.
- Зубы-то хоть вставил, придурок?, - не могла не спросить я.
Мелкий ощерился еще сильнее, сияя полным набором зубов и разжал ладонь - на ней красовались три крупных белых зуба.
- Новые отрастил, - гордо выдал он.
И в какой-то момент все оставшиеся вышли на улицы. А те, кто уже был на улице - потянулась в одном направлении. А мне - надо было попасть туда первой.
Я перелезала через крыши, перескакивала через заборы, срезала по газонам и земляным плато. Большинство тех, кто тоже шел туда, были почему-то женского пола.
Мы перешли черту города - и черта города перестала существовать.
Они отступали. Почему-то отступали, массово. Кажется, за спиной осталось то, что их убивает. Люди, нагруженные рюкзаками и сумками, шли большой толпой. Они поднялись на высокую и широкую каменную стену и шли прямо по ней. За каменными низкими перилами - пропасть. Им надо было перевалить это место - впереди их уже ждали. Я стояла у перил в самом высоком месте, когда они начали подходить. Их никто не вел. Все они были чудовищно уставшие, некоторые раненые. Кто-то просто валился с ног. Те, кто упали, придавленные своими же рюкзаками, там и оставались. Через них перешагивали те, кто повыносливее.
Их никто не вел и за это взялась я. Я остановила впередиидущих - это были самые подверженные панике, они торопились. Я остановила их и успокоила, объяснив, что тут уже безопасно, погони нет, можно перевести дух. Я подняла упавших и объяснила им, что умирать еще рановато, а спасение близко. Я заставила тех, что посередине поделиться едой, водой и медикаментами с упавшими.
Через какое-то время вокруг меня уже гомонила толпа почитателей, требующая вести их дальше. Без меня они идти отказывались. Меня умоляли, упрашивали, некоторые вцеплялись в руки или повисали на плечах. Почему-то они думали, что я знаю, куда идти.
"Идите вперед. Просто вперед. Я останусь. Прикрою, если будет погоня", - так сказала.
На самом деле я просто не могла уйти.
Вести о городе продолжали приходить через интернет. Ушли не все. Осталась горстка людей, которые решили остаться в опустевшем городе и установить там свои порядки. Некто под именем "Монарх" заполонил все сетевое пространство, включая новостные каналы (к коим теперь заимел доступ) своими сообщениями о том, как прекрасно будет и как ему нужно подчиняться. Меня он забавлял. Чем он там собирался править? Еще более трусливыми придурками, чем он?
У меня был мобильник, и, когда ушли беженцы, я нашла способ как в той же сети сообщить ему все, что я о нем думаю. Ответ не заставил себя ждать - товарищ "Монарх" прибыл сам. И даже со свитой.
Посреди стены, недалеко от самого ее высокого места, стояло несколько столов и лавки. Может, в мирные времена тут отдыхали туристы. Сюда его свита и завалилась, разыскивая меня. Показался и он сам. Оказался совсем молодым парнем, чуть ли не подростком. Ничем не примечательным, но наглым до нельзя. Напомнил ББшку в детстве, но разве что повадками. "И откуда ж ты такой вылез", - подумала я и спокойно вышла из-за угла, где до этого так же спокойно стояла.
Мелкий, судя по всему, был рад меня видеть. Глаза у него сияли, слова так и изрыгались, а ноги не держали на месте. Он все бродил вокруг меня, думая, с какой бы стороны напасть. Я отметила, что он не бросил на меня свою свиту - уже интересно.
Спустя пару минут он понял, что нападать то ли не получится, то ли не интересно, и сказал, что за свои грехи я все равно отвечу.
Мне стало интересно, как.
Подойдя вплотную, это олицетворение власти выказало в сторону меня явно эротического характера действия. Наверно, это должно было меня напугать. Не увидев никакого сопротивления, олицетворение опрокинуло меня на ближайший стол и продолжило поползновения, ожидая, видимо, моего сопротивления, мольб, а может и подзуживающих воплей свиты (судя по коротким взглядам на них). Не дождавшись ни первого, ни, что странно, второго (свита, видимо, просекла раньше), мелкий чуть поубавил пыл. А жаль, мне уже начало нравится. Движения его рук были как минимум интересными.
Впрочем, в зубы он все таки получил. Незамедлительно и сильно. Сначала он ничего не понял, потом разозлился, потом решил что напасть таки стоит. Попытка его нападения оборвалась полетом на пару метров назад и парой-тройкой выбитых зубов. Вроде, там было три.
В доме сидели три женщины. Хороший был дом, богатый, большой, чистенький. Я б в таком жила. Эти три сидели на первом этаже, в центре зала, на диванчиках. Они только-только перебрались в этот дом - точнее, их сюда заселили, как беженок. Тут тоже я похлопотала. Все три не были друг другу ни родственниками, ни подругами, ни даже знакомыми. Познакомились они только недавно и сейчас беседовали, делясь впечатлениями и зализывая раны. Одна была совсем старой, вторая лет пятидесяти, третья - тридцати с чем-то, вроде бы. Я наблюдала за ними с улицы, глядя в окно. А у входной в дом двери в это время паслись трое мужиков. Они заметили женщин еще на распределении, а может и в дороге. Один был, кажется, мужем старой. Второй - то ли братом то ли другом второй, а что связывало третьего с тридцатилетней - не помню. Может, просто ухажер. Бабы им дверь не открывали, хотя те долбились и звонили в звонок уже полчаса.
Второй пошел за стремянкой, третий все мучил звонок, старый рассуждал вслух, а что же делать. Почему женщины не открывают - мне тоже было не понятно. Все три выглядели больно пришибленными.
- Мне надо в тот дом!, - послушалось откуда-то с улицы.
"Ах, тебе нааадо...", - подумала я. Голос я узнала сразу.
- Чего это?, - спросил у подошедшего старый.
- Я знаю, она там!
Мелкий почти орал. Меня, схоронившуюся в темных кустах, никто не видел.
- Кто?
- Я знаю, она там, я ее чую!!!
"Ах, чуууешь...", - подумала я. А хорошее ведь чутье. Только локацией немного промахнулся. Но близко, близко.
Не долго думая, я просто телепортнулась внутрь дома. Все равно планировала баб проведать.
Бабы не удивились, увидев меня. Они меня помнили и, наверно, уже ничему не удивлялись.
- Зайки, чего мужчинам не открываем?, - ласково поинтересовалась я, когда мне уже предложили кресло, чай и пирог. От чая и пирога не отказалась, только от кресла.
- Ой..., - вздохнула старая, - Да не хочу я его видеть, дурака старого...
- Мы почти умерли, я все еще не понимаю кто я есть. Дай оклематься. Тут так хорош в кои то веки, - подхватила вторая.
Третья промолчала, злобно скрипнув зубами.
Да, кажется, у этих троих прошлые обиды, или что там у них, черт знает, после встряски полезли наружу.
- А четвертый кто?, - спросила вторая, почти подпрыгнув, когда услышала за дверью новый голос.
- А это ко мне, - ответила я, отхлебнув чая. Чай был слишком сладкий.
- Ну так открой, что уж..., - оживилась третья, - Раз уж к тебе...
- А вы?, - закономерно спросила я ее.
- А мы потерпим, ну раз к тебе уж..., - стояла на своим третья.
Открыть я не успела, хоть и собиралась. Только потянулась к ручке - дверь вылетела, только успела отскочить. Во главе оккупантов красовался мелкий.
Старый сразу же побежал к своей, обниматься. Второй скромненько обходил диван, опасливо подбираясь к своей и осторожно здороваясь. Третий со своей бабой почему-то сразу уединились в другой комнате.
Мелкий гордо расхаживал по залу, отпуская комментарии и поглядывая на меня. Вскоре под его колкими замечаниями заткнулись все. Улыбка от уха до уха играла на довольных щах, как у собаки, которая наконец то нашла хозяина.
- Зубы-то хоть вставил, придурок?, - не могла не спросить я.
Мелкий ощерился еще сильнее, сияя полным набором зубов и разжал ладонь - на ней красовались три крупных белых зуба.
- Новые отрастил, - гордо выдал он.
суббота, 05 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Адма - это пиздец. я уже второй раз пытаюсь написать главу, и у меня не выходит ровным счетом нихрена.
поэтому попытаюсь провернуть тот фокус, как с Рэн и не словить шизу и не получить клеймором от Ранка
Если детство и молодость Рэн я не видела, но слышала хотя бы кусками по ее же рассказам, то детство и молодость Адмы - вообще загадка из загадок. может Рэн и рассказывала, но черт его знает. одно известно - будущее Адмы было прописано уже изначально. на Лигосе с выдающимися детьми носились похлеще чем где либо (Дайна не в счет). уже с пеленок она знала, кто будет Королевой. и знала почему. конечно, Рания бы сказала, что она "эту силу три раза за гаражами гы", но пиздиться Адма реально умела.по крайней мере по меркам Лигоса. на магию она подзабила прочно (хотя тоже умела) и дала мечу отдалась воинскому делу.
а вот чего Адма не умела - это держать себя в руках. стычки у нее были бы не только с Ранией, а со всеми, если бы эти все ее не любили или не были бы безразличны. Адма не была злой в буквальном понимании этого слова. скорее - непреклонной. не капризной в стиле "я хочу", а именно железно непреклонной и местами сумасбродной.хотя до младших Темных ей далеко. тем не менее. ввязаться в потасовку\разборки\войну? запросто. куда-то помчаться, забив на опасность? запросто. пытаться приказывать тем, кому не особо можно? запросто.
Адма не была неженкой,коей я вечно бессознательно пытаюсь ее изобразить, потому что у меня Ранок, но и не была тем не менее конченной психопаткой как Ранок. она всегда была уверена, что знает что делать и знает получше всех. ошибки ее не особо тяготили.
ее, можно сказать, не тяготило ничего. скорее только распаляло.
хоть она и знала о своей судьбе с детства, ей не дули в жопу как той же Рэн. от нее скорее ждали подвигов. однако, относились с почтением. если та же Рэн отхватила себе войско сама, за счет авторитета и хитрожопости, Адме его просто дали.
к Рэн она относилась как к младшей сестренке, которую надо оберегать и в меру учить уму-разуму. к Дайне - как к еще более младшей сестренке. к обожаемому Хазарду - как к божеству. все у нее было дико иерархично.
при этом, с "сестренками" она соревноваться не пыталась, а вот с теми, кто осмеливался ей что-то противопоставлять - ну прям насмерть. не выносила она, когда ее понятия об иерархии попирали.
любовные отношения ее окутаны тайной и есть подозрение, что их не было и вовсе, а был выгодный с точки зрения влияния брак. любила ли она кого нибудькроме своего меча - неизвестно.
в резервациях Адма держалась еще более особняком и еще более насаждала Огненнымсвою уебанскую сагезу свои порядки. которые подразумевали их лидерство во всем, по крайней мере во мнениях и позициях.
к делам магическим, в том числе и к разведению драконов она была скорее равнодушна. однако, помогала восстанавливать Канью именно с помощью магии. но, ее на это долго уговаривали.
больше интересно ей было управлять, организовывать и вести за собой. и давать мечу.
Адму не боялись. страх она не внушала. однако, свои - предельно уважали.
Если детство и молодость Рэн я не видела, но слышала хотя бы кусками по ее же рассказам, то детство и молодость Адмы - вообще загадка из загадок. может Рэн и рассказывала, но черт его знает. одно известно - будущее Адмы было прописано уже изначально. на Лигосе с выдающимися детьми носились похлеще чем где либо (Дайна не в счет). уже с пеленок она знала, кто будет Королевой. и знала почему. конечно, Рания бы сказала, что она "эту силу три раза за гаражами гы", но пиздиться Адма реально умела.
а вот чего Адма не умела - это держать себя в руках. стычки у нее были бы не только с Ранией, а со всеми, если бы эти все ее не любили или не были бы безразличны. Адма не была злой в буквальном понимании этого слова. скорее - непреклонной. не капризной в стиле "я хочу", а именно железно непреклонной и местами сумасбродной.
Адма не была неженкой,
ее, можно сказать, не тяготило ничего. скорее только распаляло.
хоть она и знала о своей судьбе с детства, ей не дули в жопу как той же Рэн. от нее скорее ждали подвигов. однако, относились с почтением. если та же Рэн отхватила себе войско сама, за счет авторитета и хитрожопости, Адме его просто дали.
к Рэн она относилась как к младшей сестренке, которую надо оберегать и в меру учить уму-разуму. к Дайне - как к еще более младшей сестренке. к обожаемому Хазарду - как к божеству. все у нее было дико иерархично.
при этом, с "сестренками" она соревноваться не пыталась, а вот с теми, кто осмеливался ей что-то противопоставлять - ну прям насмерть. не выносила она, когда ее понятия об иерархии попирали.
любовные отношения ее окутаны тайной и есть подозрение, что их не было и вовсе, а был выгодный с точки зрения влияния брак. любила ли она кого нибудь
в резервациях Адма держалась еще более особняком и еще более насаждала Огненным
к делам магическим, в том числе и к разведению драконов она была скорее равнодушна. однако, помогала восстанавливать Канью именно с помощью магии. но, ее на это долго уговаривали.
больше интересно ей было управлять, организовывать и вести за собой.
Адму не боялись. страх она не внушала. однако, свои - предельно уважали.
пятница, 04 августа 2017
Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
вот уж рили мужик, который показывает, что в его зоне выгоднее.
даже во сне блин.
дрнчк блин.
ГДЕ ТЫ БЫЛ ПОЛГОДА!!1!!111
даже во сне блин.
дрнчк блин.
ГДЕ ТЫ БЫЛ ПОЛГОДА!!1!!111