Когда открывается родник, прорывает и все остальные.
И пока я собираю в ладони алмазные капли его, все остальные грызут стены своих убежищ, дабы добраться до меня. Они готовы бежать на мой зов, адресованный не им, готовы стелиться, принимать мои правила как свои законы. Они готовы пить мой яд, я же пью чистую воду нового родника.
Когда эхо разносит мой голос "Услышь меня! Слышь меня!" - они слушают. Просто оттолкнуть этих случайных слушателей - такого удостаиваются немногие. С большинством я предпочитаю играть и они принимают правила моей игры за свои законы. А я пью тебя, которому не страшны ядовитые стоячие воды.
Когда они идут ко мне, один за другим, всех их перемалывают жернова моей похоти. Остаются лишь те, что припали к роднику и отдают ему дань жажды, но не мне. И я учу их: "Яда не должно быть много. Лишь в конце побольше - чтобы приятно умереть. Но смерть отступит, видя вашу готовность", - говорю я им.
Когда они падают ниц, моля меня о присутствии, помощи, пощаде, я наблюдаю, как капают с моих губ алмазные капли, разбиваясь о толщу воды, которая их и породила. Я иду за тем, кому не нужны присутствие, помощь, пощада. Я иду за ним и несу ему их - слишком чистому, чтобы бояться яда - их или моего.
Когда источник иссякает, насытив меня, я отпускаю его прародителя в свободное плавание по любым морям. Он возвращается ко мне в итоге, и уже не является моей пищей. Теперь он идет рука об руку. Мы оставляем следы на воде, которой ранее насыщалась стая голодных зверей. Эти следы не приведут вас никуда.
Этим я и отличаюсь от белого божества - я не обязательно возьму с собой тех, кто идет за мной; но те, кого я возьму с собой - обязательно за мной пойдут.
Слышишь, как переливается в своих берегах ядовитая стоячая вода? А не должен слышать.