Зато взамен этого самого выросло нечто другое, как ебаный саженец в плодородной почве. Я могу молчать две недели, а потом, не стесняясь, орать на улице. Гроулом. Просто идти по своим делам и орать. Например, в последний раз было "ДА СДЕЛАЙТЕ В ЭТОМ СРАНОМ ГОРОДЕ УЖЕ НОРМАЛЬНЫЕ ДОРОГИ, УБЛЮЛКИ ЛЕНИВЫЕ, ГОСПОЖЕ НЕ УДОБНО ИДТИ, ПОКА Я ВАС ВСЕХ НЕ ПЕРЕЕБЛА". Еще можно встать посреди ночи и пойти щупать рожи, которые смотрят из темноты. Вчера я именно это и сделала. Они были мягкими и очень быстро убежали в страхе. Еще я не могу слушать музыку. Вообще никакую. Ни просто, ни сложно, ни с женским вокалом, ни с мужским, ни оперу, ни электронщину. Вся она вызывает у меня ярость до скрипа в зубах, поьому что ассоциативно уносит меня к песням Рании, которые я в последнее время слышу слишком часто. Вся музыка слишком похожа на них, вся. А ведь когда-то я под нее засыпала... Но Рания не тупая, хоть я еще раз сто успею ее таковой назвать. Но нет, она понимает, что палиться нельзя. Поэтому я стала доброй для всех, кто может посмотреть косо. Терпимой и, блять, заботливой. Глажу по головкам, говорю ободряющие слова и что им все показалось. Или молчу. Все резко стали для меня детками - глупыми, непутевыми, милыми детками. Теперь это больше не распространяется только на животных и маленьких девочек. А еще меня воротит от жратвы. Вся жратва, сожранная по привычке, тут же
Как же фонит-то, госпади, как фонит...