"Мать"

Клетка тесна и неуютна, даже в полный рост не разогнуться. Поэтому приходится сидеть. Раздолбанная деревянная скамья, по размеру больше схожая с широкой табуреткой, хоть и не прибита к полу, все равно ни на что не годна. Попытайся ею отбиваться - она рассыпется на части. Поэтому приходится просто сидеть.
Вокруг есть другие клетки и они пусты.
Время тянется невыносимо долго, но оно не успевает мучать - пленник то и дело проваливается в странный полусон, в котором былое смешивается и мелькает в хаотичном порядке, обрывками. Выныривая из него, он снова видит прутья клетки. Сколько часов уже он так сидит, не в силах даже собраться с мыслями? Он уже даже не уверен, кто он такой. Смутно помнит, что ему что-то вкололи. Точно помнит только название места, в котором находится - пленители повторяли его, общаясь между собой.
"Ветер".

Она приходит, медленно, протяжно входит в помещение. Она казалась бы расслабленной, если бы не эта пружинящая кошачья поступь. Она как яд в его венах - тягуча и убийственна. Неконтролируема.
Он видит ее ноги и бедра и уже даже не силится поднять голову выше. Эта - главная. По ней и так видно.
Она стоит рядом с клеткой, не шевелясь. Он хотел бы проследить, что она будет делать и не проваливаться больше в этот одуряющий полусон. И он ощущает, как его разум проясняется. Что это - сила воли и действие яда кончается?
Он поднимает голову и видит улыбку. Слишком широкую и довольную улыбку, почти счастливую. Она даже кажется... умиротворенной.
Ему хочется орать. Ужас подкатывает к горлу и хочется кричать что есть сил - переорать это молчаливое уничтожение. Но рот слишком плотно замотан тряпкой, остается только бессильно и остервенело мотать головой.

Она склоняет голову чуть набок и не перестает улыбаться. Она делает это почти... заботливо. Будто глядя на кусок свежего мяса, из которого можно сделать хороший стейк. Ей нравится все - и цвет и запах. Ей нравится все - и его положение, и окружение, и яд, текущий в нем, и животный ужас в широко раскрытых глазах, и бесполезные попытки метаться по тесной клетке. Это видно. Ей нравится все - от и до.

Она терпеливо ждет, когда он закончит попытки пробить голову о стальные прутья. Она ждет и в итоге он, обессилев от боли и ярости, оседает на пол, полностью раздавленный. Желание бороться еще бьется в нем, но оно сдается страху.
Оно всегда ему сдается.

Она ждет, пока он поднимет взгляд снова. Ждет, чтобы увидеть в нем мольбу. Это правило - всегда нужно дождаться мольбы. Всегда нужно дать на нее право. Она не так жестока, как Дориан.
Она улыбается собственным мыслям.

Сквозь прутья клетки он видит, как она протягивает к нему руку. Вот пальцы уже почти касаются его лица, но замирают. Длинные когти вырисовывают в воздухе узор, медленно, лениво. Он смотрит на их танец и видит, что танец страшнее яда. Слаще смерти.

Легкий щелчок, скрип - она открывает клетку. Она даже нк была заперта! Какой же дурак, какой он дурак...
Она шагает внутрь, встает прямо напротив. Так, что он даже чувствует ее запах - горьких трав и чего-то незнакомого, химического, жгучего.
Ее рука снова тянется вперед и ложится на его рот поверх тряпки. Склонившись, она нежно улыбается, словно ребенку, сказавшему гадость, которого она ласково призывает замолчать.
Он чувствует, как его рот наполняется его же собственной кровью. Он захлебывается ею.

Кровь льет не только изо рта - он чувствует, как разрываются все внутренности. Яд и собственная выносливость притупляют боль. Склизкие змеи окутывают каждый огран, ползают внутри, струятся отовсюду, смешиваются. Он больше не различает верх и низ и падает, скрючившись в тесноте, оказываясь головой у ее ног.
Не отпуская руки от его рта, она садится рядом и заботливо кладет его голову себе на колени. Перебирает пальцами свалявшиеся и местами выдранные волосы. Улыбается.

Сквозь проснувшуюся боль, слепоту, новый накативший ужас, подступающую мертвенную тишину он слышит, словно дальнее эхо, словно голос заботливой матери и карающего бога:
- Меня зовут Рания, смертный, возомнивший себя неумершим. Я - защитница всех моих детей, коих легион. Помни меня. Помни меня даже в том небытии, в которое отправляешься. Пусть оно содрогается подобно тебе...