И мы улыбаемся. Тихо, так чтобы не было заметно, что мы улыбаемся.

Память не прячется внутри и не рвется изнутри, нет, - она крадется легкой звериной поступью снаружи. Крупными и мягкими лапами проминает под собой пол и бросается со спины, как трусливый предатель или кто-то в смятении, в безвыходном положении. Не нападает - гладит, дышит в шею. Говорит "видь меня, хоти меня". Боится и лавирует кругами, пригибается к полу как побитая собака, ищет момент для рывка. Убегает и расстилается по дальним подземельям, затягивает туда за собой. Ты приходишь и она говорит "видь меня, хоти меня". Она так тепла, настойчива...
В своей давящей настойчивости так напоминает Эстер. Но, ею не является, ни отчасти. И это смешит.
И мы улыбаемся.
Вчера мы пронзали собой лабиринты форта, сегодня мы разрываем Ветер, а она все еще здесь, все еще крадется. Она? Вряд ли. Скорее он. Мы ходим по грани "издеваться" и "приласкать", давая этому существу лизать наши руки, но не жрать с нашего стола. Не спать в наших кроватях. Уже второй день, кажется, безвылазно, Дориан сводит с ума каждого зашедшего в Ветер. Всех их примагничивает к сцене и они остаются. Танцпол забит, как не был забит никогда. Они его обожают. Серьезно, люди его обожают. Он не добрая мамочка-Рания, он предложил им кое-что поинтереснее. И они орут, а он холодно сверкает глазами. Притягиваемые его безумием, на сцену стягивается больше половины Темных. У Ветра сегодня действительно праздник. И он славит Ветер, славит сбившихся внизу в кучу людишек. Выжирает саму их суть - их желания. Чтобы потом принести их в форт. Дориан - сущий дьявол. И он улыбается - потому что тоже слышит мягкую поступь памяти, постоянно слышит. Она бродит прямо по сцене, рядом с ним за его спиной, а вот уже прыгает вбок. Дориан игнорирует цепкого зверя, выказывая свою несокрушимую для него силу.
И не перестает улыбаться.
Аэлин скрывает улыбку за изящным веером и не заходит дальше общего зала. Она - само приличие. Она сидит за столиком одна и даже больше не пьет свой коктейль - она медленно поводит головой, отслеживая движения зверя у себя за спиной. Она считает зверя мелкой, омерзительной гадиной, не достойной ни внимания, ни снисхождения. Тем не менее, Аэлин тоже весело - не даром она уткнулась в веер и вздрагивает от прикосновения Рании, подошедшей к ней. Вот, ее уже спалили. Но Рания вовсе не обращает внимания на странности, напротив - она говорит ужасные вещи. Неприемлемые вещи. Она говорит, что зверь состоит не только из памяти, но еще и из плоти. И этой плоти можно позволить многое, очень многое, гораздо более многое - чтобы показать ему его слабость. У Рании свои методы. И Рания тоже улыбается - почти незаметно, призрачно, блаженно и даже по-детски. ... Аэлин улыбается, только шепча слова Рании прямо на ухо, притягивая ее для этого ближе к себе. Остальное она говорит громче - мол, какого хрена мы делаем, и зачем вообще, да и "перед Дорианом я тебя выгораживать не буду"... А вот на ухо Рании она шепчет совсем другое. Они перебрали уже все языки, но ни один не подходил - третье существо понимало их все. Так и оставалось только шептать на ухо, выдирая Ранию из объятий третьего, чтобы опалить ее горячим дыханием, и - снова упасть в сплетение трех тел.
Рэд не улыбается. Она не любит улыбаться, когда точно не уверена, что это смешно. Зверь бродит и вокруг нее - она гоняет его пинками. Как обезьянка, напуганная пожаром, забирается на спинку трона и восседает там. Рания ей это позволяет. Отличный повод тихо посоветоваться с Рэд, мозг которой оказался поразительно не засран. Рэд бы советовала отрезать всем рожи, если бы знала, кому. Но, она не знает. Поэтому советует "делать что хочешь, Рания". Рэд мечтает выловить странного мягкого зверя и отрезать ему рожу. Рэд не улыбается, хотя внутри нее, от живота до челюсти, постоянно поднимается волна безудержного, безумного смеха.
Рания улыбается, узко щуря глаза и почти не размеживая губы - как под палящим солнцем. Она говорит со зверем на его языке и движется так же мягко - они танцуют танец. Кто обгонит? Кто окажется первым за следующим поворотом? Кто первым успеет напрыгнуть и вцепиться в шею? Рания не понимает зверя, но это ей уже и не интересно. Она жадно пьет память, вливая в опасный танец элементы удовольствия. Она час смотрит на сцену - из-под почти закрытых век, с полуулыбкой на лице - но так и не поднимается к своим. Она ловит улыбку Дориана и зеркалит ее - и снова погружается в полусонное блаженство. Она зареклась не сопротивляться. Она решила впустить всех демоном. Дать им такую свободу, чтобы они, отдаваясь ей, иссушили сами себя.
Хэлл уходит все дальше. Они нашли его пещеру на Маросе, его комнату в нижнем секторе Ветра, они вообще нашли все его укрытия. И он уходит еще и еще дальше. Его видно все реже и реже - если он появляется, то тут же снова скрывается. На его лице нет и тени улыбки. Каждое утро громадный мощный зверь вырывается из него и отправляется на охоту. Никогда не приходит без добычи. Хэлл сам не понимает природу этого зверя. Не понимает, откуда он взялся и что ему нужно. Не понимает, как спастись от него и стоит ли спасаться. Не понимает, что за форт они нашли и почему его тянет туда как магнитом. Почему Ранию тянет туда как магнитом и почему она улыбается. Почему она больше не отворачивается он него, спасая от своего пронзительного взгляда, почему позволяет себе класть голову на его плечо. Почему она и Аэлин позвали его "пройтись до номеров". Почему они делали это. Почему для него это больше было похоже на пытку. Почему каждый встречный смотрит на него с улыбкой. И не отворачивается. Почему они все не отворачиваются?! Хэлл не понимает, как победить зверя, снова скребущего его затылок. И - стоит ли его побеждать.

Над Ветром взлетают взрывы. Над Маросом заходит и всходит солнце.
И мы улыбаемся. Тихо, так чтобы не было заметно, что мы улыбаемся.