Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Город спит. В колыбели теплых и холодных огней, он спит. В колыбели гор, рек и пустошей. Тихо дышит во сне скрипом колес и выхлопными газами. Кажется, его бетонная грудь тихо вздымается. Ветер томно и робко ластится к оконным стеклам. Если вглядеться в горизонт, можно увидеть ковер из тьмы и огней, уходящий вдаль, где огромным зеленым цветком расцветает...
Если прищурить глаза, огни смываются в цветные пятна.
По ночным дорогам прочерчены линии стремительных фар.
Кое-где мерцающе подмигивают неоновые афиши.
Холодный свет переливается в шпилях высоток.
Внизу хлопают двери. Иногда я слышу разговоры.
Черные фигурки движутся у входа. Биение сердца каждого отдается в моем сердце.
Вместе с биением сердца города.
Эта музыка сливается с той, что звучит из динамика рядом со мной. Тягучий джазовый напев, чуть с хрипотцой, с игривостью, с усмешкой. Отрывистые трубы вторят трубам заводов - выдувают мой дым, мой яд, мое дыхание.
Город спит.
Это прекрасно видно с верхнего этажа.
Теперь я понимаю тебя.
Зависать подолгу в кабинете, стоять у окна, до рассвета. Засунув руки в карманы, расслабив плечи. Но держа ту же гордую осанку, подняв вверх тот же гордый подбородок. Не окунаться в тихое бурление адского котла - покровительственно наблюдать сверху. Отсюда потрясающий вид.
По глазам скользнул свет прожектора. Пролетел вертолет, должно быть.
В музыку города добавляются новые ноты, новые сердца присоединяются к биению, пока не ощутишь его всеми костями. Пока не захватит дух.
Счастье душит, подобно ловкому ассасину. Накидывает удавку на шею и сжимает безжалостно, мгновенно, страстно... словно хватает стальной рукой вся громада, что под тобой. Словно живое существо. Которого нет - и которое везде. Но не убивает.
Город спит. Сейчас он даже душит лениво.
Еще немного - и кажется, что он течет и переливается, словно вино в бокале или огромная змея, свернувшаяся в кольца.
Действительно, змея. С поднятой кверху головой, на макушке которой я сейчас и стою. Исполинский монстр, только притворяющийся недвижимым бетоном, но готовый кинуться на врага внезапно и стремительно.
Сколько мыслей рождается в такую ночь в воспаленной за долгий день голове?
Сколько еще...
Город спит. Сейчас он спит даже днем.
Мы подарили ему это сладкий сон. Мы за него боролись.
Многие приходили сюда, восхищенные блестящей чешуей змеи и одержимые желанием поработить ее. Снять с нее шкуру и нацепить на себя. Только вот не учли они, что змея пожрет их скорее. Переварит плоть без остатка, перемолет кости и даже прах развеет по ветру. Она плотоядна. Она огромна, величественна и сильна - ей постоянно нужна пища.
А когда громадное чудовище не справляется - ему помогаем мы. Скидываем в глотки сточных канав и в голодные жерла плавилен готовые к употреблению трупы. Сотнями. Тысячами. Змее всегда мало. Нам всегда мало.
Город спит. Теперь он спит.
Я не чувствую биения только одного сердца - твоего. Ты так рядом - пара шагов и две двери - но все еще запредельно далеко. И так будет всегда. Ты сам - еще более голодное и могущественное чудовище. Когда-нибудь ты смежишь веки и разом погаснут все огни. Когда-нибудь, но не сегодня.
Город спит. Сонно подмигивает стеклом окон и витрин, когда на них попадает свет фар проезжающих мимо машин или прожекторов. Спим и мы.
Сытые затаившиеся звери транслируют тишину на каменные улицы, в сумрачные комнаты, искрящиеся светом залы и без того тихие кабинеты.
Нам скучно.
Нам всем. До последнего. Начиная от лениво размешивающего сахар в чашке с кофе служащего, кончая тобой.
Время течет размеренно, перетекая с часа на час, со дня на день, словно тягучая сладкая патока. Скучная сладкая патока. Мы ждем, пока оно застынет, замрет, как всегда бывает перед бурей. Тогда покажутся и клыки, и лезвия, и оскалы. И снова потекут реки, океаны жертв в ненасытную пасть змеи. Жертв, которые сами ступят в ловушку. Сами придут на заклание.
В последнее время они стали осмотрительнее. Разумнее. Трусливее.
И - пока город спит. Спим и мы. С открытыми глазами, уставившись на коварное подмигивание затаившейся змеи, слушая ее спокойное дыхание.
На последнем этаже вселенной.
Если прищурить глаза, огни смываются в цветные пятна.
По ночным дорогам прочерчены линии стремительных фар.
Кое-где мерцающе подмигивают неоновые афиши.
Холодный свет переливается в шпилях высоток.
Внизу хлопают двери. Иногда я слышу разговоры.
Черные фигурки движутся у входа. Биение сердца каждого отдается в моем сердце.
Вместе с биением сердца города.
Эта музыка сливается с той, что звучит из динамика рядом со мной. Тягучий джазовый напев, чуть с хрипотцой, с игривостью, с усмешкой. Отрывистые трубы вторят трубам заводов - выдувают мой дым, мой яд, мое дыхание.
Город спит.
Это прекрасно видно с верхнего этажа.
Теперь я понимаю тебя.
Зависать подолгу в кабинете, стоять у окна, до рассвета. Засунув руки в карманы, расслабив плечи. Но держа ту же гордую осанку, подняв вверх тот же гордый подбородок. Не окунаться в тихое бурление адского котла - покровительственно наблюдать сверху. Отсюда потрясающий вид.
По глазам скользнул свет прожектора. Пролетел вертолет, должно быть.
В музыку города добавляются новые ноты, новые сердца присоединяются к биению, пока не ощутишь его всеми костями. Пока не захватит дух.
Счастье душит, подобно ловкому ассасину. Накидывает удавку на шею и сжимает безжалостно, мгновенно, страстно... словно хватает стальной рукой вся громада, что под тобой. Словно живое существо. Которого нет - и которое везде. Но не убивает.
Город спит. Сейчас он даже душит лениво.
Еще немного - и кажется, что он течет и переливается, словно вино в бокале или огромная змея, свернувшаяся в кольца.
Действительно, змея. С поднятой кверху головой, на макушке которой я сейчас и стою. Исполинский монстр, только притворяющийся недвижимым бетоном, но готовый кинуться на врага внезапно и стремительно.
Сколько мыслей рождается в такую ночь в воспаленной за долгий день голове?
Сколько еще...
Город спит. Сейчас он спит даже днем.
Мы подарили ему это сладкий сон. Мы за него боролись.
Многие приходили сюда, восхищенные блестящей чешуей змеи и одержимые желанием поработить ее. Снять с нее шкуру и нацепить на себя. Только вот не учли они, что змея пожрет их скорее. Переварит плоть без остатка, перемолет кости и даже прах развеет по ветру. Она плотоядна. Она огромна, величественна и сильна - ей постоянно нужна пища.
А когда громадное чудовище не справляется - ему помогаем мы. Скидываем в глотки сточных канав и в голодные жерла плавилен готовые к употреблению трупы. Сотнями. Тысячами. Змее всегда мало. Нам всегда мало.
Город спит. Теперь он спит.
Я не чувствую биения только одного сердца - твоего. Ты так рядом - пара шагов и две двери - но все еще запредельно далеко. И так будет всегда. Ты сам - еще более голодное и могущественное чудовище. Когда-нибудь ты смежишь веки и разом погаснут все огни. Когда-нибудь, но не сегодня.
Город спит. Сонно подмигивает стеклом окон и витрин, когда на них попадает свет фар проезжающих мимо машин или прожекторов. Спим и мы.
Сытые затаившиеся звери транслируют тишину на каменные улицы, в сумрачные комнаты, искрящиеся светом залы и без того тихие кабинеты.
Нам скучно.
Нам всем. До последнего. Начиная от лениво размешивающего сахар в чашке с кофе служащего, кончая тобой.
Время течет размеренно, перетекая с часа на час, со дня на день, словно тягучая сладкая патока. Скучная сладкая патока. Мы ждем, пока оно застынет, замрет, как всегда бывает перед бурей. Тогда покажутся и клыки, и лезвия, и оскалы. И снова потекут реки, океаны жертв в ненасытную пасть змеи. Жертв, которые сами ступят в ловушку. Сами придут на заклание.
В последнее время они стали осмотрительнее. Разумнее. Трусливее.
И - пока город спит. Спим и мы. С открытыми глазами, уставившись на коварное подмигивание затаившейся змеи, слушая ее спокойное дыхание.
На последнем этаже вселенной.