Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Про методы развлечений.
И вот мы стоим на пепелище.
Тут была густо поросшая зеленью равнина с озерами цветов и затененными оврагами. Деревья слабо шелестели кронами под теплым ветром, у их корней бежали ручьи и реки. Когда-то.
Теперь обломки вековых дубов чернеют тут и там гнилыми зубами земли. От травы и кустарников осталась пыль. Небо затянуто болезненно-желтыми облаками и падает вниз серым пеплом. Пепел повсюду. Серый, невесомый, мертвенный, он покрывает собой все. Под ногами хрустят крупный песок и обломки.
- Похоже на то, что ты так любишь, да?
Все в этом месте вызывает у тебя улыбку. Эту твою звериную, сволочную улыбку. Светлые, почти прозрачные глаза на потемневшем от пепла лице кажутся еще ярче и острее. Они похожи на глаза хищника - не крупные, круглые, внимательные. И этот чертов оскал - оскал голодной собаки. И при том - столько искренней радости в морщинках у глаз. Кажется, я начала понимать тебя. Понимать ровно настолько, чтобы более не пытаться понять. И все равно рядом с тобой весело. Стараюсь проводить с тобой как можно больше времени.
Где-то у горизонта ветер завихряет падающий ровной стеной пепел. Заставляет его танцевать.
Мы как гиены, приходим после. Возвращаемся на место побоища, шныряем, следим.
Приходим туда, где цвели сады.
В то место, которое я клялась защищать.
В то место, которое мною же обращено в прах.
Но они посмели.
Ни души.
Вроде бы мы пришли зря. Но ты продолжаешь ухмыляться, глядя на меня.
Даже сквозь пепельную пелену я вижу очертания Гадрахолла на севере. Он не тронут. У нас не было цели разрушить его. Он тоже кажется черным огрызком былого величия.
- Ох и суматоха же у них там, наверно...
Ты заинтересованно вскидываешь бровь. Собаке показали сочный кусок мяса.
- Наведаемся?
У меня откуда-то из глубин рвется смех. Я не хочу, но он рвется. Не открывая рта, смеюсь, растягивая губы в улыбке, подобной твоей. Ты никогда не насыщается. Ты хочешь еще. Правило твоей игры таково: игра никогда не прекращается.
Ты начинаешь прохаживаться туда-сюда, лавируя вокруг меня. Никакой выдержки пред торжеством погребального пейзажа.
- Предлагаешь дальше тут стоять?
- Предлагаю вернуться на корабль. У нас дела, если ты забыл.
- "У нас дела", - ты передразниваешь меня.
Нас видят здесь. Я это чую. Видят - и суматоха нарастает.
Я смотрю вниз, дабы не смотреть в твое лучащееся жаждой лицо. Прячу ухмылку. Нельзя показать, что я заинтересована.
- Перемирие, Рания. На нас не кинутся.
- Кинутся.
- Ну и что?
- Я не люблю, когда на меня кидаются.
- Ну и что?
- Перемирию наступит конец.
- Ну и что?
Не выдержав, поднимаю голову и смотрю прямо в глаза. Ты знал. Ты уже подкрался ближе.
- В самом деле, не проучим - так повеселимся, - ты лыбишься еще шире. Ты вцепился и теперь не выпустишь.
Раньше мне хотелось пожалеть тебя. Обнять, прижать к груди и сказать, что все будет хорошо, что ты не один. Но тебе не нужна жалость. Тебе нужна кровь. Голод в глазах - не ложь и не театр. Оскал - не ложь. Поза готовности перед рывком - не ложь.
Тебе больше не нужно говорить. Лишь легкий вопросительный кивок в направлении Гадрахолла.
Где-то за спиной - сожженное дотла Полнолуние. Впереди - последний оплот "высших мира сего". Где-то совсем в другом месте - заполненный Темными корабль, стремительно прорезающий зеленую морскую гладь, летящий в направлении иного мира. Летящий, чтобы врезаться в него. Смять его. Я чую своего Первого там. За штурвалом корабля, возможно.
А мое место здесь.
Мы движемся - и пепел надолго запоминает нашу поступь.
И вот мы стоим на пепелище.
Тут была густо поросшая зеленью равнина с озерами цветов и затененными оврагами. Деревья слабо шелестели кронами под теплым ветром, у их корней бежали ручьи и реки. Когда-то.
Теперь обломки вековых дубов чернеют тут и там гнилыми зубами земли. От травы и кустарников осталась пыль. Небо затянуто болезненно-желтыми облаками и падает вниз серым пеплом. Пепел повсюду. Серый, невесомый, мертвенный, он покрывает собой все. Под ногами хрустят крупный песок и обломки.
- Похоже на то, что ты так любишь, да?
Все в этом месте вызывает у тебя улыбку. Эту твою звериную, сволочную улыбку. Светлые, почти прозрачные глаза на потемневшем от пепла лице кажутся еще ярче и острее. Они похожи на глаза хищника - не крупные, круглые, внимательные. И этот чертов оскал - оскал голодной собаки. И при том - столько искренней радости в морщинках у глаз. Кажется, я начала понимать тебя. Понимать ровно настолько, чтобы более не пытаться понять. И все равно рядом с тобой весело. Стараюсь проводить с тобой как можно больше времени.
Где-то у горизонта ветер завихряет падающий ровной стеной пепел. Заставляет его танцевать.
Мы как гиены, приходим после. Возвращаемся на место побоища, шныряем, следим.
Приходим туда, где цвели сады.
В то место, которое я клялась защищать.
В то место, которое мною же обращено в прах.
Но они посмели.
Ни души.
Вроде бы мы пришли зря. Но ты продолжаешь ухмыляться, глядя на меня.
Даже сквозь пепельную пелену я вижу очертания Гадрахолла на севере. Он не тронут. У нас не было цели разрушить его. Он тоже кажется черным огрызком былого величия.
- Ох и суматоха же у них там, наверно...
Ты заинтересованно вскидываешь бровь. Собаке показали сочный кусок мяса.
- Наведаемся?
У меня откуда-то из глубин рвется смех. Я не хочу, но он рвется. Не открывая рта, смеюсь, растягивая губы в улыбке, подобной твоей. Ты никогда не насыщается. Ты хочешь еще. Правило твоей игры таково: игра никогда не прекращается.
Ты начинаешь прохаживаться туда-сюда, лавируя вокруг меня. Никакой выдержки пред торжеством погребального пейзажа.
- Предлагаешь дальше тут стоять?
- Предлагаю вернуться на корабль. У нас дела, если ты забыл.
- "У нас дела", - ты передразниваешь меня.
Нас видят здесь. Я это чую. Видят - и суматоха нарастает.
Я смотрю вниз, дабы не смотреть в твое лучащееся жаждой лицо. Прячу ухмылку. Нельзя показать, что я заинтересована.
- Перемирие, Рания. На нас не кинутся.
- Кинутся.
- Ну и что?
- Я не люблю, когда на меня кидаются.
- Ну и что?
- Перемирию наступит конец.
- Ну и что?
Не выдержав, поднимаю голову и смотрю прямо в глаза. Ты знал. Ты уже подкрался ближе.
- В самом деле, не проучим - так повеселимся, - ты лыбишься еще шире. Ты вцепился и теперь не выпустишь.
Раньше мне хотелось пожалеть тебя. Обнять, прижать к груди и сказать, что все будет хорошо, что ты не один. Но тебе не нужна жалость. Тебе нужна кровь. Голод в глазах - не ложь и не театр. Оскал - не ложь. Поза готовности перед рывком - не ложь.
Тебе больше не нужно говорить. Лишь легкий вопросительный кивок в направлении Гадрахолла.
Где-то за спиной - сожженное дотла Полнолуние. Впереди - последний оплот "высших мира сего". Где-то совсем в другом месте - заполненный Темными корабль, стремительно прорезающий зеленую морскую гладь, летящий в направлении иного мира. Летящий, чтобы врезаться в него. Смять его. Я чую своего Первого там. За штурвалом корабля, возможно.
А мое место здесь.
Мы движемся - и пепел надолго запоминает нашу поступь.