Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
История не будет интересна, рассказанная с конца. Истории любят слушать сначала, не зная всего, поглощаясь интригой, вздрагивая от догадок. Узнать, предугадать, открыть. Унестись в смерче шокирующих деталей. Всегда приятней, слушая. Всегда приятней, когда она не о тебе.
Эту историю мы хотели бы знать с начала. Хотели бы, но наше желание растоптано в прах, как и мы сами.
Стоит раз заглянуть в глаза - и ты видишь существо перед тобой. Всего один раз. Всего один миг, словно растянутый на вечность - мог бы спасти вечность, сжатую до одного ужасающего мига.
Близкие всегда смотрят друг другу в глаза - перед объятьями. Враги всегда смотрят друг другу в глаза - перед битвой. Те, кто пожелал забыть друг друга - не смотрят никогда. Они отводят глаза, избегают появляться рядом, уходят как можно дальше. Между ними нет затаенной ярости, нет скрытой тяги - есть потребность, чтобы другой не существовал - без злобы, с убийственным равнодушием.
Когда Свет обрастает ненужной гордыней, а где-то уже вызревают побеги неминуемого разрушения, боги видят это. Сами или им сообщают их провидцы - они видят. И они творят запасной случай. Всего один, скрытый, неявный, требующий оглашения, но не оглашаемый - тайный резерв на случай, если не будет больше опоры. И они молчат. Они слишком хорошо верят в нас или же они забывают о нас...
Всю свою жизнь эти идиоты думали, что могут противостоять. Действительно могут, ведь им это удавалось. Ведь они действительно хотят этого, они готовы к этому. И мы не были нужны им в том виде, в котором предстали перед ними. Им не нужна была защита, не нужна была сила. Все это у них было. Так они думали.
Что думали Высшие - я не знаю. Может быть, ничего. Может быть, то же самое, что и мы - "глупая заноза в заднице".
А что, если бы мы знали? Стало бы это знание ловушкой или спасением? Теперь не проверить. Посему мы порой отходим к краю палубы, в одиночестве и вглядываемся в пустой горизонт, долго и пронзительно. Пытаемся разглядеть там хоть что-нибудь, что напомнит нам. Что даст нам понять. Разглядеть ответ. Только вот теперь боги - мы, и ответа ждать бесполезно. Бесконечный круг брожений и "вахт" у края.
Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Каждый день, каждый чертов час. Там мы тоже пытаемся углядеть ответы, и их там нет. Мы опоздали. Мы чудовищно опоздали. Вот наш ответ. Мы полны им. Каждый.
---
Белый лес, укрытый зеленой листвой и усеянный золотыми цветами, закрытый от всех, кроме его жителей. Они поселились в отдалении от Менгледа, поставив свои жилища и храмы внутри самой густой чащи, хотя могли бы жить в нем. Свежие ветры залетают сюда лишь иногда, прорезая кроны - обычно же он дышит своими легкими. Сладкий, горький, тихий. Тишина, несвойственная пирушкам Светлых, спокойная, гордая, даже аскетичная. Статуй богов здесь не ставили - всего одну, Гьяллы, той, что дала им жизнь. Им - первым. Приближенные по облику к ней сильнее всего - беловолосые существа с почти бесцветными, либо светло-голубыми глазами. Все у них было белым - дома, украшения, оружие, одежда. Мало отличаясь от Светлых, они все же были им чужими. Не боясь никого, никого не признавали себе ровней. Это никогда не высказывалось и на помощь они всегда отзывались, но это было в каждом шорохе, следующим за ними. Их уважали. С ними считались. К ним приходили советоваться. Я редко видела, чтобы они говорили, чаще молчали. Словно ждали чего-то, постоянно ждали. Впрочем, так и было. Их было немногим больше, чем нас.
Пещера у гиблых западных окраин Мароса было местом нашего рождения и осталась нашим домом. Если в лес Высших все таки заглядывали посетители, ход к нам был закрыт ото всех. Каждый мог пересечь леса Мароса и прийти к ядовитой Инуа. Если их не останавливал враждебный лес, они могли даже подойти к цельнокаменной двери, отделяющей их от нас. Особо смелые могли даже попросить встречи. Их ждала тишина либо вооруженная вылазка - в зависимости от настроения и просителя. Это был дом, в котором мы, еще не проснувшись, видели ужас. Это был дом, в котором Мортис говорила с нами. Это был дом, в котором мы могли быть настоящими. Дом, пребывание в котором не уничтожит лишь нас. Мои дети, или, точнее - младшие братья и сестры - преимущественно черноволосые и зеленоглазые, предпочитали черное, с которым они родились. Которое соответствовало помыслам. Которое помогало скрываться. Которое неизменно ужасало. Хоть и так же закрытые от мира - мы не ждали ничего. Мы были другой породы - стремительно летели вперед, туда, где чуяли бурление крови. Марширующие к нам отряды воняют ею слишком сильно. Мы никогда не ждали - мы несли Дар и исполняли Долг.
Абсолютно черные глаза родившегося среди чистокровных Высших дитя - бездонные океаны неразгаданной ими тайны. Тайны, от которой отмахнулись, забыли, презрев Истину. "Он слишком похож на них. Он говорит как они. Он даже сражается как они. Но он - наш и будет нашим. Остальное - предрассудки". Его учили жить как Высшего - и он научился. Его учили быть им - этого он не осилил. Непомерно воинственный, всегда рвался вперед, презрев ожидание. Несколько раз его находили на границах, одного, в чужой крови и уставшего. Со временем это перестали порицать. "Только не подходи к Барн-Мору". К слову, первый же патруль, на который мы наткнулись, впервые придя всей толпой на Марос - был его патрулем. Иные нас бы не заметили, а другие - отступили. Он же конвоировал нас до самого Менгледа - то ли из опасения, то ли из почтения. Он выполнял больше чем мог и для нас, и для них. Он был жестоко изгнан и нами, и ими. Он стал причиной смерти моей Третьей, моей любовью, погибелью всего. За ним не доглядели. Мы или они, или все вместе.
Я всегда представлялась просто "Рания". Остальное я повествовала другим языком - оружия или тела. Посему прозвища вроде "это проклятое отродье" меня не смущали. Так же как и прозвища в духе "наша королева", хотя эти бесили больше. Я всегда была не более чем соратницей для своих, не менее чем воплощением смерти для врагов и "не дружащей с головой фурией" для Светлых. Марос был для меня частью ада, но такой, в которой нельзя убивать лезущих отовсюду демонов. Марос люто ненавидел меня и старался изжить, прикрывая гордыню за страхом. А впрочем, может быть это и был страх. Рэн единственной хватило то ли мудрости, то ли эмоциональности не отвергнуть меня. Ей - и Хэллу. Ко мне в руки упал шанс на спасение и я его не разглядела. Я была первой, кто вышел из Барн-Мора и последней из погибших Темных. Такая очередность не устроила меня ни в один момент.
Четверо старших Высших, казненных мною в тронном зале Гадрахолла, были последними старшими среди них. Меня это не волновало. Не хотела ли я плевать на то, что теперь у них некому обучать младших? Чем меньше поголовье этого проклятого племени, тем лучше - так я думала. Все они прокляты, и он тоже, и я вместе с ними - так я думала. Ладно, в чем-то я была права.
Играть в игры - явно не мой конек. Куда проще разъясниться на языке стали, коротко и доходчиво, чем петлять в скрытых маневрах. Эту игру, затеянную мной же, я с треском проиграла.
"Ты же этого хочешь. Ты же можешь это показать, давай. Сейчас мы дойдем до храма...". Я смеялась, мне правда было смешно. Все это походило на издевательскую трагикомедию и одновременно дичайшую пародию. У него в глазах был страх. Неужели в первый раз он боялся меня? Или же не меня? Вы когда нибудь приходили на место, где погибли ваши любимые? Погибли у вас на руках? Вы когда нибудь приходили туда смеясь?
От Высших я ожидала чего угодно - насмешек, самодовольных порицаний, демонстрации превосходства, изгнания... А они просто построились у меня за спиной в похоронную процессию. Я шла и у меня не было уже сил смеяться. "Я что делаю вообще? Хороню кого? Того кто минуту назад был здесь, а теперь скрылся, не вынося этого?".
"Плевать, пусть Светлые были правы и я безумна - я дойду туда".
Они погасили все огни и затянули гимн ушедшему.
Над ситуацией действительно можно было смеяться. Но никто не смеялся.
Я ожидала проснуться где угодно, но только не у чертовой статуи Гьяллы. Меня не разбудили и не попросили убраться. Меня не вышвырнули, пока я спала.
У Высших не осталось наставников, но они и не были нужны. Когда выпадают первые звенья, их место занимают последующие. Иногда они оказываются более подходящими. Так произошло и со Жнецом; его имя, как и всех поголовно высших, я не смогу выговорить, даже если очень захочу, они встрянут в горле. Впрочем, наши имена они тоже не выговаривают до сих пор.
Он был рядом, когда я проснулась. Он спросил, готова ли я к разговору. И он долго говорил.
Высшие никогда не склонялись на нашу сторону. Они никогда не сочувствовали нам. Не испытывали подобного они и к Светлым. И к Молниям. И к Лигосетам. Они ждали. Будучи в большинстве своем посредственными бойцами, они исполняли волю Гьяллы, так же как мы исполняли волю Мортис. Нести Дар. Исполнять Долг. Ждать тех, кто исполняет и несет. Ждать - и завершать.
Темные не восприимчивы к Забвению и почти не восприимчивы к Проклятью. Это делало нас ударной силой, пусть нас и отвергали. Это давало нам преимущество. Это давало нам бессмертие. Темные стоят несокрушимой стеной, отбрасывая волны разрушения. Но они могут лишь сдержать его и никогда - уничтожить окончательно. Это делает тот, кто обладает силой выжигать его дотла, приходить и без остатка пожинать то, что оставила за собой лавина. Должен был делать. Но так и не сделал.
Я бессчетное раз подвергалась нападкам Аэлин за свое... отступничество. За свое прозрение. Среди Высших накопилось отщепенцев более, чем один. Прозревших. Мы чуяли, но не знали наверняка. Затыкались и повиновались. Или мчались напролом, бросив своих. Тонули в "грехах". Уничтожали в себе эту тягу. Раз за разом, вслепую, двигались на ощупь, но, не имея достойной опоры, снова срывались в пропасть. Жнец был из тех, кто заткнулся и повиновался, пока над ним было кому стоять. Наученный на нашем с Хэллом примере или просто по состоянию души. Он молчал. До сего периода.
Это он настроил Высших на нужный лад, хотя пока ничего определенного им не сказал. Это он простил мне те казни. Это он затеял разговор, который мог стоить ему жизни при моей недальновидности. Это он позже привел всех, кто остался на корабль.
Нам было сложно. Нет, не просто сложно. "Сложно" - это выковорить меч из позвоночника. А это было...
Мы говорили на разных языках. Темные по привычке изъяснялись на своем, забывая, что их не понимают. Высшие делали то же самое.
Мы не привыкли видеть какой либо намек на Свет рядом с собой. Они не привыкли не опасаться Тьмы.
Мы вздрагивали и хватались за оружие, внезапно натыкаясь друг на друга в коридорах.
Мы спорили по любому насущному вопросу, не минуя ни один.
Они чертыхались от нашей кровожадности, мы презирали их за излишнюю осторожность.
Любой неправильный взгляд - и начиналась свара.
Любое неосторожное обращение - и в ход шли руки.
Мы изгоняли их с корабля и уходили сами.
Мы возвращали и возвращались.
Мы почти обезумели.
В первые дни мы с Первыми только и делали что разнимали дерущихся и спорящих.
Мы сами забывались слишком много раз.
У нас не было иного выхода, кроме как устроить массовые обучающие бои. Им надо было выпустить пар. Палуба потом была залита кровью по щиколотку.
От непрекращающегося грохота я спасалась в воде - он отдавался в каждой кости даже в самых нижних помещениях корабля - и при этом постоянно следила, не перешел ли бой в настоящий.
В итоге мы выстояли в битве против бесплотного противника - древней вражды.
И теперь проигрываем в битве с обычным вопросом.
"А что дальше?"
Мы вспоминаем былое, изучаем горизонт, празднуем пробитые преграды, гадаем, сколько их еще и бесплодно ищем способ сосчитать их. Иногда мы со Жнецом надолго удаляемся для обсуждения в нос корабля, я чую на себе десятки обеспокоенных взглядов и ловлю себя на мысли - если сцепимся мы - корабль можно просто топить.
Наш враг спрятался и защитился от нас слишком хорошо. Уже слишком хорошо. Если бы тогда мы знали, если бы... Мы опоздали и никто пока не хочет озвучивать эту мысль. Мы уверяем себя, что дошли до союза именно сейчас не случайно. Мы не знаем, сколько еще протянем.
Я никогда не хотела бы знать эту историю с самого ее начала.
Эту историю мы хотели бы знать с начала. Хотели бы, но наше желание растоптано в прах, как и мы сами.
Стоит раз заглянуть в глаза - и ты видишь существо перед тобой. Всего один раз. Всего один миг, словно растянутый на вечность - мог бы спасти вечность, сжатую до одного ужасающего мига.
Близкие всегда смотрят друг другу в глаза - перед объятьями. Враги всегда смотрят друг другу в глаза - перед битвой. Те, кто пожелал забыть друг друга - не смотрят никогда. Они отводят глаза, избегают появляться рядом, уходят как можно дальше. Между ними нет затаенной ярости, нет скрытой тяги - есть потребность, чтобы другой не существовал - без злобы, с убийственным равнодушием.
Когда Свет обрастает ненужной гордыней, а где-то уже вызревают побеги неминуемого разрушения, боги видят это. Сами или им сообщают их провидцы - они видят. И они творят запасной случай. Всего один, скрытый, неявный, требующий оглашения, но не оглашаемый - тайный резерв на случай, если не будет больше опоры. И они молчат. Они слишком хорошо верят в нас или же они забывают о нас...
Всю свою жизнь эти идиоты думали, что могут противостоять. Действительно могут, ведь им это удавалось. Ведь они действительно хотят этого, они готовы к этому. И мы не были нужны им в том виде, в котором предстали перед ними. Им не нужна была защита, не нужна была сила. Все это у них было. Так они думали.
Что думали Высшие - я не знаю. Может быть, ничего. Может быть, то же самое, что и мы - "глупая заноза в заднице".
А что, если бы мы знали? Стало бы это знание ловушкой или спасением? Теперь не проверить. Посему мы порой отходим к краю палубы, в одиночестве и вглядываемся в пустой горизонт, долго и пронзительно. Пытаемся разглядеть там хоть что-нибудь, что напомнит нам. Что даст нам понять. Разглядеть ответ. Только вот теперь боги - мы, и ответа ждать бесполезно. Бесконечный круг брожений и "вахт" у края.
Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Каждый день, каждый чертов час. Там мы тоже пытаемся углядеть ответы, и их там нет. Мы опоздали. Мы чудовищно опоздали. Вот наш ответ. Мы полны им. Каждый.
---
Белый лес, укрытый зеленой листвой и усеянный золотыми цветами, закрытый от всех, кроме его жителей. Они поселились в отдалении от Менгледа, поставив свои жилища и храмы внутри самой густой чащи, хотя могли бы жить в нем. Свежие ветры залетают сюда лишь иногда, прорезая кроны - обычно же он дышит своими легкими. Сладкий, горький, тихий. Тишина, несвойственная пирушкам Светлых, спокойная, гордая, даже аскетичная. Статуй богов здесь не ставили - всего одну, Гьяллы, той, что дала им жизнь. Им - первым. Приближенные по облику к ней сильнее всего - беловолосые существа с почти бесцветными, либо светло-голубыми глазами. Все у них было белым - дома, украшения, оружие, одежда. Мало отличаясь от Светлых, они все же были им чужими. Не боясь никого, никого не признавали себе ровней. Это никогда не высказывалось и на помощь они всегда отзывались, но это было в каждом шорохе, следующим за ними. Их уважали. С ними считались. К ним приходили советоваться. Я редко видела, чтобы они говорили, чаще молчали. Словно ждали чего-то, постоянно ждали. Впрочем, так и было. Их было немногим больше, чем нас.
Пещера у гиблых западных окраин Мароса было местом нашего рождения и осталась нашим домом. Если в лес Высших все таки заглядывали посетители, ход к нам был закрыт ото всех. Каждый мог пересечь леса Мароса и прийти к ядовитой Инуа. Если их не останавливал враждебный лес, они могли даже подойти к цельнокаменной двери, отделяющей их от нас. Особо смелые могли даже попросить встречи. Их ждала тишина либо вооруженная вылазка - в зависимости от настроения и просителя. Это был дом, в котором мы, еще не проснувшись, видели ужас. Это был дом, в котором Мортис говорила с нами. Это был дом, в котором мы могли быть настоящими. Дом, пребывание в котором не уничтожит лишь нас. Мои дети, или, точнее - младшие братья и сестры - преимущественно черноволосые и зеленоглазые, предпочитали черное, с которым они родились. Которое соответствовало помыслам. Которое помогало скрываться. Которое неизменно ужасало. Хоть и так же закрытые от мира - мы не ждали ничего. Мы были другой породы - стремительно летели вперед, туда, где чуяли бурление крови. Марширующие к нам отряды воняют ею слишком сильно. Мы никогда не ждали - мы несли Дар и исполняли Долг.
Абсолютно черные глаза родившегося среди чистокровных Высших дитя - бездонные океаны неразгаданной ими тайны. Тайны, от которой отмахнулись, забыли, презрев Истину. "Он слишком похож на них. Он говорит как они. Он даже сражается как они. Но он - наш и будет нашим. Остальное - предрассудки". Его учили жить как Высшего - и он научился. Его учили быть им - этого он не осилил. Непомерно воинственный, всегда рвался вперед, презрев ожидание. Несколько раз его находили на границах, одного, в чужой крови и уставшего. Со временем это перестали порицать. "Только не подходи к Барн-Мору". К слову, первый же патруль, на который мы наткнулись, впервые придя всей толпой на Марос - был его патрулем. Иные нас бы не заметили, а другие - отступили. Он же конвоировал нас до самого Менгледа - то ли из опасения, то ли из почтения. Он выполнял больше чем мог и для нас, и для них. Он был жестоко изгнан и нами, и ими. Он стал причиной смерти моей Третьей, моей любовью, погибелью всего. За ним не доглядели. Мы или они, или все вместе.
Я всегда представлялась просто "Рания". Остальное я повествовала другим языком - оружия или тела. Посему прозвища вроде "это проклятое отродье" меня не смущали. Так же как и прозвища в духе "наша королева", хотя эти бесили больше. Я всегда была не более чем соратницей для своих, не менее чем воплощением смерти для врагов и "не дружащей с головой фурией" для Светлых. Марос был для меня частью ада, но такой, в которой нельзя убивать лезущих отовсюду демонов. Марос люто ненавидел меня и старался изжить, прикрывая гордыню за страхом. А впрочем, может быть это и был страх. Рэн единственной хватило то ли мудрости, то ли эмоциональности не отвергнуть меня. Ей - и Хэллу. Ко мне в руки упал шанс на спасение и я его не разглядела. Я была первой, кто вышел из Барн-Мора и последней из погибших Темных. Такая очередность не устроила меня ни в один момент.
Четверо старших Высших, казненных мною в тронном зале Гадрахолла, были последними старшими среди них. Меня это не волновало. Не хотела ли я плевать на то, что теперь у них некому обучать младших? Чем меньше поголовье этого проклятого племени, тем лучше - так я думала. Все они прокляты, и он тоже, и я вместе с ними - так я думала. Ладно, в чем-то я была права.
Играть в игры - явно не мой конек. Куда проще разъясниться на языке стали, коротко и доходчиво, чем петлять в скрытых маневрах. Эту игру, затеянную мной же, я с треском проиграла.
"Ты же этого хочешь. Ты же можешь это показать, давай. Сейчас мы дойдем до храма...". Я смеялась, мне правда было смешно. Все это походило на издевательскую трагикомедию и одновременно дичайшую пародию. У него в глазах был страх. Неужели в первый раз он боялся меня? Или же не меня? Вы когда нибудь приходили на место, где погибли ваши любимые? Погибли у вас на руках? Вы когда нибудь приходили туда смеясь?
От Высших я ожидала чего угодно - насмешек, самодовольных порицаний, демонстрации превосходства, изгнания... А они просто построились у меня за спиной в похоронную процессию. Я шла и у меня не было уже сил смеяться. "Я что делаю вообще? Хороню кого? Того кто минуту назад был здесь, а теперь скрылся, не вынося этого?".
"Плевать, пусть Светлые были правы и я безумна - я дойду туда".
Они погасили все огни и затянули гимн ушедшему.
Над ситуацией действительно можно было смеяться. Но никто не смеялся.
Я ожидала проснуться где угодно, но только не у чертовой статуи Гьяллы. Меня не разбудили и не попросили убраться. Меня не вышвырнули, пока я спала.
У Высших не осталось наставников, но они и не были нужны. Когда выпадают первые звенья, их место занимают последующие. Иногда они оказываются более подходящими. Так произошло и со Жнецом; его имя, как и всех поголовно высших, я не смогу выговорить, даже если очень захочу, они встрянут в горле. Впрочем, наши имена они тоже не выговаривают до сих пор.
Он был рядом, когда я проснулась. Он спросил, готова ли я к разговору. И он долго говорил.
Высшие никогда не склонялись на нашу сторону. Они никогда не сочувствовали нам. Не испытывали подобного они и к Светлым. И к Молниям. И к Лигосетам. Они ждали. Будучи в большинстве своем посредственными бойцами, они исполняли волю Гьяллы, так же как мы исполняли волю Мортис. Нести Дар. Исполнять Долг. Ждать тех, кто исполняет и несет. Ждать - и завершать.
Темные не восприимчивы к Забвению и почти не восприимчивы к Проклятью. Это делало нас ударной силой, пусть нас и отвергали. Это давало нам преимущество. Это давало нам бессмертие. Темные стоят несокрушимой стеной, отбрасывая волны разрушения. Но они могут лишь сдержать его и никогда - уничтожить окончательно. Это делает тот, кто обладает силой выжигать его дотла, приходить и без остатка пожинать то, что оставила за собой лавина. Должен был делать. Но так и не сделал.
Я бессчетное раз подвергалась нападкам Аэлин за свое... отступничество. За свое прозрение. Среди Высших накопилось отщепенцев более, чем один. Прозревших. Мы чуяли, но не знали наверняка. Затыкались и повиновались. Или мчались напролом, бросив своих. Тонули в "грехах". Уничтожали в себе эту тягу. Раз за разом, вслепую, двигались на ощупь, но, не имея достойной опоры, снова срывались в пропасть. Жнец был из тех, кто заткнулся и повиновался, пока над ним было кому стоять. Наученный на нашем с Хэллом примере или просто по состоянию души. Он молчал. До сего периода.
Это он настроил Высших на нужный лад, хотя пока ничего определенного им не сказал. Это он простил мне те казни. Это он затеял разговор, который мог стоить ему жизни при моей недальновидности. Это он позже привел всех, кто остался на корабль.
Нам было сложно. Нет, не просто сложно. "Сложно" - это выковорить меч из позвоночника. А это было...
Мы говорили на разных языках. Темные по привычке изъяснялись на своем, забывая, что их не понимают. Высшие делали то же самое.
Мы не привыкли видеть какой либо намек на Свет рядом с собой. Они не привыкли не опасаться Тьмы.
Мы вздрагивали и хватались за оружие, внезапно натыкаясь друг на друга в коридорах.
Мы спорили по любому насущному вопросу, не минуя ни один.
Они чертыхались от нашей кровожадности, мы презирали их за излишнюю осторожность.
Любой неправильный взгляд - и начиналась свара.
Любое неосторожное обращение - и в ход шли руки.
Мы изгоняли их с корабля и уходили сами.
Мы возвращали и возвращались.
Мы почти обезумели.
В первые дни мы с Первыми только и делали что разнимали дерущихся и спорящих.
Мы сами забывались слишком много раз.
У нас не было иного выхода, кроме как устроить массовые обучающие бои. Им надо было выпустить пар. Палуба потом была залита кровью по щиколотку.
От непрекращающегося грохота я спасалась в воде - он отдавался в каждой кости даже в самых нижних помещениях корабля - и при этом постоянно следила, не перешел ли бой в настоящий.
В итоге мы выстояли в битве против бесплотного противника - древней вражды.
И теперь проигрываем в битве с обычным вопросом.
"А что дальше?"
Мы вспоминаем былое, изучаем горизонт, празднуем пробитые преграды, гадаем, сколько их еще и бесплодно ищем способ сосчитать их. Иногда мы со Жнецом надолго удаляемся для обсуждения в нос корабля, я чую на себе десятки обеспокоенных взглядов и ловлю себя на мысли - если сцепимся мы - корабль можно просто топить.
Наш враг спрятался и защитился от нас слишком хорошо. Уже слишком хорошо. Если бы тогда мы знали, если бы... Мы опоздали и никто пока не хочет озвучивать эту мысль. Мы уверяем себя, что дошли до союза именно сейчас не случайно. Мы не знаем, сколько еще протянем.
Я никогда не хотела бы знать эту историю с самого ее начала.