Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Неведомый, чужой вопль зарождается в груди, где-то в солнечном сплетении. Вспыхивает гигантским цветком, раскидывает лепестки во все стороны - и они разрывают легкие и ребра.
Крепче стискиваешь зубы и щуришь глаза, чтобы не орать и чтобы не ослепило сиянием. Но это недостаточные меры. "Помнишь, ты же помнишь".
"Помнишь прохладный и скользкий, пропахший дождем асфальт, боестящий, будто сталь. Перечерченный серебристыми линиями синий вечер, дорога, бегущая вниз, порывистый свежий ветер, сметающий дождевые капли в полете и швыряющий их прямо в лицо..."
Конечно, помню.
Всегда помню.
И, кажется, чую эти капли и этот ветер прямо сейчас. Вижу преломленный свет последних солнечных лучей - прямо по дороге, и вверх - оттуда они врезаются в глаза.
Все разом бьет по мозгам оглушающим оркестром и - моментально схлынывает. Остается - жгучий цветок в груди. Щемящий, злой, сладчайший, пламя, ад.
"А помнишь? Уже ночь и небо потемнело, но все еще пронзительно синее. Дождь остался позади, под ногами вода переливается в золотистом свете фонарей - будто россыпь драгоценных камней прямо на асфальте. Ветер усилился, но стал плавнее. Теперь он не рвет, а обволакивает - тысячи невидимых прохладных облаков. Черная одежда кажется еще чернее, летящие полы и рукава сливаются с тьмой по краям дороги, шаги - звонкие набойки по асфальту и воде. На волосах сохнет влага, ноги сами несут вперед. Идущий впереди - не идет, танцует. Легко прорезает полумрак, словно тот - его дом. Оборачивается, улыбается, лучится, что-то говорит, смеется".
Помню, конечно помню.
Темы ни о чем и обо всем. Взрыв смеха после каждой. Хочется идти рука об руку, ближе, теснее - но нужно больше пространства, его не хватает. Нужно больше места для шутливых реверансов, экспрессивных взмахов руками, внезапных коротких пробежек вперед и танцев на месте. Кажется, что если раздвинуть дома по краям и вознестись в сапфирное дышащее небо - места не хватит и там.
И потому - впереди и позади, забегая вперед и останавливаясь, чтобы согнуться от смеха пополам. Сияющие в отраженном свете оскалы, глаза, отражающие неон... И полное небо зависшей воды над головой.
А ты помнишь? Помнишь черное в грозу море? Злое, рвущееся прочь из берегов, словно узник, почуявший свободу. Помнишь, как бушует оно, изрыгая сотрясающий нутро рокот? Безумное небо, сошедшее с ума небо - такое же черное, прочерченное сплошь молниями. Ветер, несущий холодный дождь и теплую еще соль, смешивающий их в воздухе. Забитые водой кострища, блестящие черные скалы. И - тишина. Тишина внутри, которую не разомкнуть ни одной стихией. Почти схожая с опустошением, наполненная рвением - тишина мертвеца. Хочется взять горсть мокрого песка и пересыпать его из ладони в ладонь, пока он не станет сухим. Пока не станет землей и костью. Пока молния не найдет тебя на побережье. Пока следящие и ничерта не понимающие глаза не ослепнут.
"Помню, конечно помню".
Почему я ловлю твои отголоски и вижу их во всем? Почему они разрывают мою грудь?
"Почему я ловлю твои отголоски и вижу их во всем? Почему я вижу твою память?"
Небо над Гадрахоллом всегда пронзительно-синее. Море у подножья всегда дышит ветром. И мы зависаем пред ним - глаза в глаза. Не в силах вымолвить и слова. Нам так много надо сказать друг другу, но совершенно нечего рассказать.
Крепче стискиваешь зубы и щуришь глаза, чтобы не орать и чтобы не ослепило сиянием. Но это недостаточные меры. "Помнишь, ты же помнишь".
"Помнишь прохладный и скользкий, пропахший дождем асфальт, боестящий, будто сталь. Перечерченный серебристыми линиями синий вечер, дорога, бегущая вниз, порывистый свежий ветер, сметающий дождевые капли в полете и швыряющий их прямо в лицо..."
Конечно, помню.
Всегда помню.
И, кажется, чую эти капли и этот ветер прямо сейчас. Вижу преломленный свет последних солнечных лучей - прямо по дороге, и вверх - оттуда они врезаются в глаза.
Все разом бьет по мозгам оглушающим оркестром и - моментально схлынывает. Остается - жгучий цветок в груди. Щемящий, злой, сладчайший, пламя, ад.
"А помнишь? Уже ночь и небо потемнело, но все еще пронзительно синее. Дождь остался позади, под ногами вода переливается в золотистом свете фонарей - будто россыпь драгоценных камней прямо на асфальте. Ветер усилился, но стал плавнее. Теперь он не рвет, а обволакивает - тысячи невидимых прохладных облаков. Черная одежда кажется еще чернее, летящие полы и рукава сливаются с тьмой по краям дороги, шаги - звонкие набойки по асфальту и воде. На волосах сохнет влага, ноги сами несут вперед. Идущий впереди - не идет, танцует. Легко прорезает полумрак, словно тот - его дом. Оборачивается, улыбается, лучится, что-то говорит, смеется".
Помню, конечно помню.
Темы ни о чем и обо всем. Взрыв смеха после каждой. Хочется идти рука об руку, ближе, теснее - но нужно больше пространства, его не хватает. Нужно больше места для шутливых реверансов, экспрессивных взмахов руками, внезапных коротких пробежек вперед и танцев на месте. Кажется, что если раздвинуть дома по краям и вознестись в сапфирное дышащее небо - места не хватит и там.
И потому - впереди и позади, забегая вперед и останавливаясь, чтобы согнуться от смеха пополам. Сияющие в отраженном свете оскалы, глаза, отражающие неон... И полное небо зависшей воды над головой.
А ты помнишь? Помнишь черное в грозу море? Злое, рвущееся прочь из берегов, словно узник, почуявший свободу. Помнишь, как бушует оно, изрыгая сотрясающий нутро рокот? Безумное небо, сошедшее с ума небо - такое же черное, прочерченное сплошь молниями. Ветер, несущий холодный дождь и теплую еще соль, смешивающий их в воздухе. Забитые водой кострища, блестящие черные скалы. И - тишина. Тишина внутри, которую не разомкнуть ни одной стихией. Почти схожая с опустошением, наполненная рвением - тишина мертвеца. Хочется взять горсть мокрого песка и пересыпать его из ладони в ладонь, пока он не станет сухим. Пока не станет землей и костью. Пока молния не найдет тебя на побережье. Пока следящие и ничерта не понимающие глаза не ослепнут.
"Помню, конечно помню".
Почему я ловлю твои отголоски и вижу их во всем? Почему они разрывают мою грудь?
"Почему я ловлю твои отголоски и вижу их во всем? Почему я вижу твою память?"
Небо над Гадрахоллом всегда пронзительно-синее. Море у подножья всегда дышит ветром. И мы зависаем пред ним - глаза в глаза. Не в силах вымолвить и слова. Нам так много надо сказать друг другу, но совершенно нечего рассказать.