Смерть - это с ними, ибо мы - не узрим.
Они и сами так же изнывают.
Вечно.
Будто второй исчезнет в любой момент, будто кто-то из них вернется на исходную. Будто ускользнет из рук, растворится, потеряется.
Будто то, что есть - хрупко, как стекло и воздух. Будто вечно за спиной стоит кошмар и нельзя ни разжать пальцев, ни моргнуть.
И они удивляются снова. И снова. Каждый раз. Удивляются, как могли быть слепы. Как не видели своих богов - друг друга.
И потому раздирают друг друга, и потому смешивают Души и смешивают кровь. Оставляют раны, из которых она течет, сливаясь. Его и ее.
И потому не оставляют друг от друга почти ничего - оставляя все себе.
Себе.
Теперь - себе.
Только себе.
И потому не защищаются друг от друга, когда второй в клочья рвет плоть. Оставляя всего себя ему.
Только ему.
Теперь - только ему.
Не себе.
Себе уже не доверяют.
И потому, собирая себя по кускам после, лишь хотят снова отдаться. Потому что высоты, на которые взлетает дух, когда разорвана плоть - кажутся снова недостаточными.
Словно все может ускользнуть.
Словно им вечно друг друга не хватает - даже так, даже когда выложены без остатка, слиты и тело и Душа.
"Почему я раньше не видел тебя".
"Почему я раньше не видела тебя".
И - вечная жажда.
Вечная.
Неутолимая ни кровью, ни Душой.
Вечно.
Будто второй исчезнет в любой момент, будто кто-то из них вернется на исходную. Будто ускользнет из рук, растворится, потеряется.
Будто то, что есть - хрупко, как стекло и воздух. Будто вечно за спиной стоит кошмар и нельзя ни разжать пальцев, ни моргнуть.
И они удивляются снова. И снова. Каждый раз. Удивляются, как могли быть слепы. Как не видели своих богов - друг друга.
И потому раздирают друг друга, и потому смешивают Души и смешивают кровь. Оставляют раны, из которых она течет, сливаясь. Его и ее.
И потому не оставляют друг от друга почти ничего - оставляя все себе.
Себе.
Теперь - себе.
Только себе.
И потому не защищаются друг от друга, когда второй в клочья рвет плоть. Оставляя всего себя ему.
Только ему.
Теперь - только ему.
Не себе.
Себе уже не доверяют.
И потому, собирая себя по кускам после, лишь хотят снова отдаться. Потому что высоты, на которые взлетает дух, когда разорвана плоть - кажутся снова недостаточными.
Словно все может ускользнуть.
Словно им вечно друг друга не хватает - даже так, даже когда выложены без остатка, слиты и тело и Душа.
"Почему я раньше не видел тебя".
"Почему я раньше не видела тебя".
И - вечная жажда.
Вечная.
Неутолимая ни кровью, ни Душой.